— Папа, перестань, прошу тебя, не нужно.
— Как это перестань? — Профессор повернулся к дочери и строго на нее посмотрел. — Шуточное ли дело — разбивать семью?! А может быть, ты виновата? Думаешь, я прощу тебя, если это так?
— Нет, папа, я не виновата. Вот он здесь — и пусть выложит все начистоту.
— Скажи нам, Рамаз, что случилось? Почему разводитесь?
Рамаз опустил голову. Ему нечем было оправдываться. Он и сам не мог разобраться в случившемся. Все произошло так неожиданно, как во сне. Он еще сам не решил, как быть: сохранить семью или порвать с Наной окончательно. Правда, он ненавидел профессора с его дурацкими принципами за гонор и равнодушие к его, Рамаза, будущему, за неизменно снисходительный тон и разглагольствования о чести и морали.
Но Нана — совсем другое дело. Она добрый, благородный человек, но, наверное, именно поэтому он никогда не был до конца искренен с ней. Хотя бесстыдно угнетал любящее его беспомощное существо. Поэтому он, вероятно, и предал жену. Рядом с ней он постоянно испытывал чувство стыда за свои поступки, совершать которые вынуждала его жизнь. А жена, несмотря ни на что, оставалась такой же кроткой, искренней, нежной, как в далекой юности.
— Рамаз!
Он очнулся. Посмотрел на жену.
— Скажи, наконец, отцу. Может быть, я в чем-то виновата? — Нана говорила сквозь слезы.
— Я во всем виноват. Был пьян, не сдержался, устроил скандал. На другой день с похмелья продолжал злиться на себя, а злость выместил на Нане. Прошу великодушно простить. — Рамаз покаянно опустил голову.
— В последнее время ты злился на меня. Почему?
— Ладно, дочка, пошли домой, — Бено было жаль невестку. — Погорячились — и хватит. Во всем виноват Рамаз.
— Я не буду вмешиваться в ваши дела. Если вы и впрямь, как дети, повздорили — это не беда. Жизнь прожить — не поле перейти. — Омар Чикобава улыбнулся дочери.
— Он оскорбил меня, весь свет знает…
— Прости его на сей раз. Из уважения ко мне, хотя бы… — в голосе профессора чувствовалась обида за дочь.
— Почему просишь ты, папа, вместо него?
Рамаз встал, протянул руку жене:
— Прости меня, Нана, и пойдем домой.
— Нет, я не пойду! — неожиданно твердо отказалась молодая женщина. — Только тогда, когда ты окончательно решишь, как вести себя со мной, — приходи, поговорим. Но и тогда я ничего не обещаю.
Отцу с сыном нечего было возразить. Оставалось только проститься.