— Что ты, Света! И тебе не совестно задавать мне такой вопрос?

— Нет. Потому что и сама не знаю, что делаю…

— Милая, милая Света!

Мы сидели еще долго, вот так просто, глядя друг на друга. А потом вдруг она спохватилась, точно ее позвали, и выскочила из моего бунгало.

И Шарик взвизгнул, будто на хвост ему наступили. А потом стал лаять. В первую секунду я подумал, что мы разоблачены, что кто-то подкарауливал. Но нет, все оказалось в полном порядке…

Дождь унялся. В воздухе пахло озоном. Далекие зарницы напоминали о недавней грозе.

Меня позвали. Голос шел от калитки. Я решил, что это Валя Глущенко. И не ошибся: он стоял за забором.

— Лев Николаевич, — сказал Валя прерывающимся голосом, — несчастье.

Я живо натянул на себя брюки, безрукавку.

— Что случилось? — спрашиваю, а сам гляжу в сторону дома — все ли там в порядке. Там все тихо, все спокойно.

Шарик полаял, полаял и угомонился. Побежал к себе под лесенку и заскулил.

Луна была большой и ясной, точно ее только что умыли. Она освещала Валю как прожектором. Могу сказать одно: лицо у Глущенко было перекошено, словно от страшной боли. Какое-то горе, вернее, страх исказил его. Валя тяжело сопел и не мог выговорить ни слова. Я взял его за руку и попросил объяснить толком, в чем же дело.

— Лида, Лида… — с трудом выговорил он. — Лида… Лида…

— Что Лида? Где она?

— Там. — Валя кивнул в сторону моря.

Я заскочил в хижину и вынес стакан воды. Он отхлебнул глоток и чуть не поперхнулся: бедняжка был на грани шока.

— Утонула Лида, — смог он сообщить наконец.

— Как — утонула?! Когда?!

— Сегодня ночью.