Но в самое последнее мгновение, когда надежда оставляла даже самых воинственных горожан, под крепостными стенами раздалось русское «ура». И тогда стало ясно, чьи войска появились недалеко от реки Гумисты. То были части русской морской пехоты, высаженные с «Гавриила». Их штыки грозно поблескивали в предутреннем сумраке. Командовал ими офицер князь Милецкий…

Появление русских ошеломило янычаров, которые подались назад, к морю, чтобы занять там удобные позиции.

Морская пехота предприняла штыковую атаку. Янычары ожесточенно огрызались, с тревогой поглядывая на горизонт: они ждали обещанной им помощи…

Но где же Даур? — спросите вы.

Он преследовал тех, кто бежал сломя голову, кто бежал от гнева народного, сознавая, что их черное дело безвозвратно проиграно.

Аслан и Мамед мчались на конях. Они торопились достичь вершины, на которой дотлевали костры — сигналы заговорщиков. Здесь проходила дорога к Маршанам — единственный путь к спасению.

Во всякой погоне, когда преследуют злодеев, есть чудесная окрыленность. Она, эта окрыленность, рождается из сознания, что ты стоишь за правое дело и что победа уже близка. Глубоко понимая великий смысл этой погони, Даур не жалел ни себя, ни своего скакуна.

Гора, по которой мчались беглецы, представляла собой высокое плато, покрытое зарослями ельника и густой ежевики. Несколько троп и проселочных дорог вели к ближайшим деревням. Небольшая опрятная полянка подходила к самому краю горы. В воскресные дни здесь устраивались игры в мяч и медленно кружились неприхотливые праздничные хороводы. Вся бухта отсюда — как на ладони. Слева — Кодорский мыс, справа — Сухумский. У лукоморья — ровный прямоугольник крепости с дворцом посредине. Над Сухумом в этот ранний час держится тонкая пелена дымки, город кажется лежащим в глубокой долине…

Занимается рассвет. Белое пушистое облако, неподвижно застывшее на востоке, слегка заалело. Море, полосатое от утренних течений, простирается далеко-далеко, и город по сравнению с ним кажется маленьким потревоженным муравейником.

Наверху, на зеленой полянке, беглецов встретил Кучук со своей дочерью. Купец почуял недоброе, как только увидел Аслана.

— Плохо дело, — сказал он дочери.

Саида молчала, поджав губы. Это было ее первое настоящее испытание в жизни. Страх у нее смешивался с любопытством.

Княжич и не думал спешиваться. Он был бледен. Мамед сидел на коне мрачный, сгорбившийся.

— Аллах! Аллах! — пробормотал Кучук.

— Есть у вас лошади? — спросил Аслан.

— Есть.

— В таком случае спасайте свои шкуры!

Кучук кинулся к лошадям, скрытым в кустах ежевики.