— Ну что, Дерьмо Собачье, — ухмыляется тот из верзил, который чуть мельче. У него вся рожа в веснушках. — Давай выйдем и побеседуем на улице. Про родную школу и все такое прочее.

Он подходит ко мне и с вызовом толкает рукой в плечо. Так сказать, пролог к грядущему «разговору». На его морде поганая улыбочка.

— Эй, эй, ребята! — в панике кричит киоскер. — Вы тут мне разборок не устраивайте! Мне тут это не нужно. Ну-ка проваливайте — все трое!

Я чуть отхожу назад, прикидывая расстояние до двери и свои шансы. Не будь у двери такой тугой пружины, ушел бы запросто. А так — придется драться. Ладно, и одной правой как-нибудь отмахаюсь. Левая, покусанная, висит плетью.

— Пошли, Дерьмо Собачье, раз нас гонят, — говорит тот, который побольше и покрепче.

Оба мало-мало не подпрыгивают от нетерпения — предвкушают, как они меня отделают.

(«Чё у тя в рюкзаке? Вазелин?»)

— Ребята, не устраивайте неприятностей, — гнет свое киоскер.

— Не ссы, — говорит маленький, — неприятности начнутся только снаружи — вот для него. Пошли, Дерьмо Собачье. Перед смертью не надышишься.

Оба прут на меня, а я упираюсь спиной в стену.

Тут дверь медленно-медленно открывается, и вкатывается мальчонка в кроссовочках — шлеп-шлеп прямо к стойке со сладостями.

Владелец киоска возвращается к кассе. При этом он решительно показывает пальцем на меня и цедит:

— Вон отсюда!

В глазах обоих злыдней триумф.

Дверь опять открывается. Входит молодая женщина с пустой коляской. Я делаю движение в ее сторону.

— О нет, спасибо, я сама справлюсь. — Она перекатывает коляску через порожек. Ее сын гребет конфеты со стойки.

— Не выламывайся, Дерьмо Собачье, пошли на улицу, — говорит тот мой одноклассник, который крупнее.

Теперь женщина с коляской между мной и ими. А дверь медленно закрывается.

Я бросаюсь к выходу. Парни — за мной. На подоконнике что-то большое зеленое в большом горшке. Я на бегу хватаю растение, чтобы глиняным горшком долбануть первого, кто меня нагонит. Деревцо вылетает из горшка в столбике раскисшей земли. Я разворачиваюсь и швыряю его Даррену в лицо. В отчаянной попытке спасти свою накрахмаленную белую сорочку он резко тормозит. Но листья у него на морде, а грязные корни — на груди. Второй подонок налетает на дружка, и оба падают.

На улице я, не оглядываясь, даю хода. Бегу как на стометровке. Через какое-то время слышу за собой крики: