— Дотторе! — слышится крик позади, но он не реагирует.

Солнце исчезает за горизонтом. Первыми звонят колокола церкви Фрари к западу отсюда и собора Сан-Марко на юге; потом перекличку подхватывают Сан-Поло, Сан-Апонал и Сан-Сильвестро. Гривано, продолжая двигаться быстрым шагом, но без всякой цели, описывает петлю на площади и направляется в обратную сторону. Проходит мимо сбира с изувеченным лицом, который только что за ним гнался. В просвете между домами стремительно мелькает один из его юных гонцов — сейчас он уже не помнит, куда послал именно этого. Он очень устал. Хорошо бы вернуться в «Белый орел», но еще рано. Надо тянуть время.

Небо темнеет, и людей вокруг становится все меньше. Гривано опасается, что вскоре на улицах не будет никого, кроме него и сбиров. Он выбирает самые короткие и узкие проходы, чтобы хоть ненадолго исчезать из виду преследователей. «Когда пробьет второй колокол, вернусь в гостиницу и лягу спать, — думает он. — Но не ранее того».

Он сворачивает в очередной проулок, оглядываясь назад, когда сбоку возникает чья-то рука и крепко хватает его за локоть. Он инстинктивно поднимает трость, готовясь нанести удар, но замечает в темном проеме чалму и кафтан.

— Сюда! Быстрее! — говорит Наркис.

Вправо ведут влажные и скользкие ступени. Ранее он проходил здесь не менее шести раз, но эти ступени мельком заметил лишь однажды, сочтя их частью старых водных ворот, ведущих к давно засыпанному каналу. Теперь же, влекомый нетерпеливой рукой Наркиса, с трудом удерживая равновесие, он спускается в длинный узкий туннель, который ведет к дворику вдали, окруженному высокими стенами. Здесь наверняка сумрачно даже самым ясным днем, а сейчас по большей части царит кромешный мрак. На самой нижней ступеньке какое-то мелкое животное оставило кучку фекалий, облепленных черными блестящими мухами, которые с приближением Наркиса и Гривано взмывают вертикально вверх, а потом уже медленнее рассеиваются в стороны, как искры от костра.

На ходу Наркис обращается к нему по-турецки, и речь его звучит гладко и чисто, как всегда на этом языке.

— Тебя разоблачили, Тарджуман-эфенди.

Гривано отвечает ему на местном языке: он слишком возбужден, чтобы подбирать турецкие слова.

— Это я уже понял, черт возьми, — говорит он. — Сбиры следят за мной с самого утра. Я только недавно смог передать сообщение Обиццо.

— Обиццо?

— Я о зеркальщике.

Наркис замирает, словно обратившись в камень. Потом хватает Гривано за отворот мантии.

— Так вот чем ты занимался у церкви с теми мальчишками? Это через них ты отправил сообщение? Ты сошел с ума? Что, если сбиры их перехватят?