Свернув этот клочок в плотную трубочку, он перевязывает ее нитью, выдернутой из медицинской марли. Затем — пригнувшись, чтобы его не могли заметить с улицы, — пробирается в угол, где штора выходит за пределы оконного проема, и прячет записку в ее складках, за подшитым краем.

Теперь, пожалуй, он готов.

Уходя, он оставляет ключи в замках обоих сундуков — большого дорожного и маленького врачебного. Это хорошие, дорогие замки; будет жаль, если их сломают.

55

55

Мир снаружи встречает Гривано неистовой, пугающей ясностью. Солнце сползает к горизонту, тогда как на другом краю небосвода бледным изогнутым мазком уже обозначился месяц. Порывы ветра проносятся между зданиями, и полупрозрачные переменчивые облака, как ангелы мщения, стремительно летят на восток. Ультрамариновый небесный купол обманчив — от него можно ждать любых погодных сюрпризов. А все, что раскинулось под этим куполом, кажется суетным, преходящим и недолговечным.

Каждое лицо в толпе видится Гривано как через увеличительное стекло; каждая поверхность воспринимается столь резко и отчетливо, словно он касается ее не взглядом, а пробует на ощупь. Уже много лет минуло с тех пор, как он в последний раз испытывал такой страх, предельно обостряющий все чувства. Особенно тревожит то, что его как будто перестали замечать обычные горожане, которые с каким-то сомнамбулическим равнодушием то и дело загораживают ему путь. В этой толпе он несущественен, почти бесплотен.

Кто не обделяет его вниманием, так это недруги. Иногда это сбиры, узнаваемые по их широким плащам, а иногда — просто долгий взгляд какого-нибудь нищего, водоноса или шлюхи, которые тотчас отводят глаза, когда он поворачивает голову в их сторону. Неужели такое наблюдение велось за ним все время с момента приезда в город, а он лишь теперь смог его распознать?

Он шагает быстро, с целеустремленным видом, звонко ударяя железным наконечником трости по брусчатке или беззвучно вонзая его в грязь; но в действительности цель у него сейчас только одна: озадачить сбиров и разобраться в их тактике. Он пересекает Риальто вдоль и поперек, как минимум дважды проходя по каждой улице; он заглядывает в лавки и церкви, а иной раз так внезапно сворачивает за угол, что застает врасплох даже самого себя. Методы слежки понемногу выясняются: обычно один сбир следует за Гривано до конца квартала и затем исчезает в толпе, а его тут же сменяет другой. Гривано переходит по новому мосту в Мерчерию и бродит по ее оживленным улицам, пока колокола не отбивают предпоследний час этого дня. Он вновь пересекает Гранд-канал, теперь уже на лодке. За весь долгий вечер это первая передышка: он сидит под навесом, скрестив натруженные ноги, тогда как ветер мечется над каналом, рябя поверхность воды, а сбиры взирают на него с обоих берегов.