Гривано закрывает глаза, набирает в грудь воздуха, вспоминает свою другую жизнь — вид на султанский дворец из Галаты, смеющиеся лица янычаров у походного костра, гладкий шелк дорогого кафтана, песню, которую пела для него албанская наложница, — и к нему возвращается былое чувство языка.

— Ты считаешь меня таким глупым? — говорит он по-турецки. — Я все предусмотрел. Мальчишки ничего не знают. И только один из них доставит послание по нужному адресу.

— Кому?

— Хозяину моей гостиницы.

— А он надежен? Ты можешь ему доверять?

— Конечно, я в нем уверен, — говорит Гривано, однако сейчас у него уже нет полной уверенности.

В самом ли деле Анцоло этим утром действовал в его интересах, а не в интересах Лунардо? Конечно, трудно представить себе хозяина гостиницы, сдающего своих клиентов сбирам, — в Риальто такая гостиница будет обречена на разорение. Но разве можно знать наверняка?

— Я оставил записку в своей комнате, — продолжает Гривано. — Спрятал там, где сбиры ее ни за что не найдут. В записке я объяснил Анцоло, как отыскать Обиццо.

— И как же?

— Обиццо работает гондольером в Риальто. У него на руках многочисленные шрамы от ожогов. Все гондольеры знают друг друга хотя бы по приметам. Через них всегда можно найти того, кто тебе нужен, если он сам не будет против этой встречи.

— Что ты написал в послании?

— Я только повторил твои инструкции, Наркис. Через два дня он должен будет под покровом темноты выйти в лагуну западнее Сан-Джакомо-ин-Палудо и причалить к стоящей на якоре трабакколо с двумя зажженными красными фонарями. Это все.

В синей полутьме Гривано с трудом различает очертания головы Наркиса — тот долгое время сохраняет неподвижность. С улочки, которую они только что покинули, доносятся громкие голоса, но шагов на ступенях пока не слышно.

— Идем, — говорит Наркис.

Сапоги Гривано шлепают по луже, и вместе с плеском до него доносится запах моря.

— Ты поступил правильно, — говорит Наркис. — Наш план еще не полностью загублен.

— Не понимаю, как сбиры до меня добрались. Они сказали, что дело в моем знакомстве с одним недавно арестованным еретиком, но я в это не поверил.

— Все из-за зеркальщика, — говорит Наркис. — Того, которого ты убил.

— Из-за Верцелина?

— Вчера утром нашли его тело, прибитое к берегу Лидо. Далековато его отнесло течением. К трупу слетелись чайки, и это привлекло внимание. Он был сильно объеден разными тварями, но опознан по перстню на пальце: стеклянное кольцо с фальшивой черной жемчужиной. Удивляюсь, почему ты его не снял.