– Знаю, знаю, просто на всякий случай, – затараторила Камала и застенчиво улыбнулась ему.

Глядя на робкую улыбку матери, Амина подумала: та всеми силами пытается показать отцу, что принимает любую его слабость, может забыть любой проступок. И тут ей стало ясно: удачного момента поговорить о том, что происходит, она не дождется никогда.

– Я нашла твои вещи в саду, – вдруг произнесла она.

– Хотите расмалаи на десерт? – грозно взирая на дочь, перебила ее Камала.

– Какие вещи? – удивился Томас.

Амина все ему рассказала, и ей было мучительно смотреть, как он уперся взглядом в пол, а потом ухватился за барную стойку, будто его резко затошнило. Отец тяжело опустился на стул.

– Ты не помнишь, что спрятал их там? – спросила Амина.

– Нет.

– Не важно, – вмешалась Камала, – кому какое дело?

– Вообще ничего не помнишь?

– Ну, не совсем, – неловко глядя на нее, ответил он.

– Я подумала, что кроссовки ты, наверное, оставил там для Итти.

– Не будь дурой! – фыркнула Камала, выхватывая у Амины ее тарелку и ставя ее в раковину.

Томас осторожно покосился на дочь.

– Ты ведь его видел позавчера? – уточнила она, а отец нахмурил лоб, словно пытаясь что-то припомнить, и в конце концов кивнул. – А кубок – для Аммачи?

– Амина! – не оборачиваясь, прикрикнула на нее Камала. – Перестань!

– Просто мне не хочется, чтобы ты думал, что об этом нельзя говорить, – упорно продолжала Амина. – Ты что-то видишь. Ничего не можешь с этим поделать. Не понимаю, почему мы должны этого бояться!

– А никто и не боится! Кто тут боится?!

– Ты боишься, мам!

Камала подняла над головой тарелку и швырнула ее в раковину с поразительной силой. На кухне воцарилась звенящая, почти живая тишина. Амина смотрела, как миниатюрная фигурка матери склонилась над раковиной, вцепившись руками в края, будто хотела оторвать ее и разбить об пол.