Камала медленно ослабила хватку. Сидевший на улице Томас раскачивался всем телом, с оживленным видом говоря:

– Ты прав, совершенно прав!

– С кем он… – собралась с духом Амина, но фразы не закончила – ну с кем еще отец мог разговаривать?

Слова лились бесконечным потоком, тропическим ливнем. Ливень не прекращался всю ночь до зари. Томас сидел на диване, а слова градом сыпались из его рта. Многое из того, что он рассказывал Акилу, произносилось слишком тихо, и с веранды было не расслышать, но кое-что Амине все же удавалось разобрать: для чего делается шунтирование, почему игра в крикет – долгое, но совсем не скучное занятие, как Акила принесли домой из роддома. Все эти разговоры казались одинаково важными для него и совершенно не связанными между собой, как будто у отца имелся список тем, которые он поклялся обсудить с сыном до конца дня.

Вскоре рассвело, но Томас не собирался останавливаться. Камала приготовила чай с тостами и пошла к нему. Амина проводила ее неодобрительным взглядом:

– Ты же сама сказала: никаких разговоров!

– А это и не разговоры, дурочка! Это еда!

Амина последовала за матерью к дивану. Отец поприветствовал их взмахом руки, словно говорил по телефону и не хотел, чтобы его отвлекали.

– Чай! – провозгласила Камала. – Тосты!

– Но он же получил «Оскар»! – произнес Томас, сделав ей знак поставить поднос. – А Падма Шри![7] Думаешь, правительство Индии раздает ордена почета людям, которые наносят ущерб репутации страны?

– Ты про Бена Кингсли? – не удержалась Амина, и отец раздраженно кивнул, замахав на нее руками.

Днем они вернулись в сад и стали по очереди дежурить рядом с Томасом на диване. Камала штопала носки, а Амина отсняла три пленки крупных планов. Мне совсем не обязательно знать, о чем он говорит, повторяла про себя Амина, снимая исхудавшего Томаса в профиль. Его бормотание несло с собой какое-то обновление, подобно стуку капель летнего дождя по металлической крыше, смывающего жару и все перенесенные ими горести.

Отец наконец-то обрел счастье, это невозможно было не заметить. Его лицо светилось радостью, глаза наполнились таким сиянием, какого домашние не видели с тех пор, как он провел свою последнюю операцию. Он оживленно жестикулировал, словно выхватывая слова прямо из воздуха. Иногда смеялся. Один раз даже обернулся и подмигнул дочери, словно они оба были участниками тайного заговора.

– Возможно, это исцелит его? – предположил Радж, заехав к ним на следующее утро за тарелками.

Надежда в его голосе нашла отклик в сердце Амины, прежде чем Радж присоединился к отцу на диване, внимательно слушая и кивая.