– Костыль хороший, – медлительно произнес Костя, любуясь. – Но это, конечно, не «монастырь».
– Костыль хороший, – медлительно произнес Костя, любуясь. – Но это, конечно, не «монастырь».
– Какой монастырь? – опешил я.
– Какой монастырь? – опешил я.
– Самые длинные костыли «монастырями» называются.
– Самые длинные костыли «монастырями» называются.
Я быстро глянул на часы – плоского механического змееныша, прикусившего хвост и окольцевавшего мое запястье.
Я быстро глянул на часы – плоского механического змееныша, прикусившего хвост и окольцевавшего мое запястье.
– Сколько время? – спросил кто-то.
– Сколько время? – спросил кто-то.
Машинально отметив ошибку и отклассифицировав ее, я брякнул, столь же бессознательно:
Машинально отметив ошибку и отклассифицировав ее, я брякнул, столь же бессознательно:
– До службы еще полчаса.
– До службы еще полчаса.
– Чего?
– Чего?
Только тут до меня и дошло, о чем я ляпнул. Чувствуя, что краснею, я пробормотал, что есть такой анекдот, старый, не важно… Ребятки не догадались. Да и не до загадок им было: они вожделенно глядели на костыль плана, обласканный солнечным лучом. А Костя, если и понял, то ничего по этому поводу не сказал.
Только тут до меня и дошло, о чем я ляпнул. Чувствуя, что краснею, я пробормотал, что есть такой анекдот, старый, не важно… Ребятки не догадались. Да и не до загадок им было: они вожделенно глядели на костыль плана, обласканный солнечным лучом. А Костя, если и понял, то ничего по этому поводу не сказал.
– Костя, не тяни, взрывай! – нетерпеливо воскликнул бугайчик.
– Костя, не тяни, взрывай! – нетерпеливо воскликнул бугайчик.