— Захар Ильич, ну не стоит так нервничать, поверьте перед нами тот же, наш…, совершенно наш Буслаев… Так ведь Кирилл Самуилович?!.. — Оба с надеждой, даже привстав со стульев, пристально всмотрелись, сначала, в лицо слепцу, но поняв, что оно совершенно безэмоционально и ничего не выразит, направили глаза на дисплей компьютера. Странно было увидеть внезапно упавшую активность до нормальной и не слышать при этом ответа, хотя прежде задержек никогда не было.

Они переглянулись, забеспокоились, заподозрив неладное, ведь с такой активностью, что была еще минуту назад, человек может запросто перестать существовать, как разумное, хоть сколько-нибудь существо, а после таких страшных нагрузок на весь организм, что ставит его на грань смерти, и вообще может произойти любой коллапс.

— Кажется, я перебрал! Господи! Только не это! Какой же я идиот! Но это так…, но это было так невероятно! Как это…, как возможна такая моментальная перемена, при совершенно нормальном функционировании?! Нет, однозначно, человек во мне давно умер, один естествоиспытатель остался! Так нельзя!

— Не убивайтесь так, Захар Ильич…, я думаю, что все хорошо. Признаться, я сама в шоке… — такого никогда не было, и вы правы, эта моментальная перемена…, а ведь она, то есть ее глубина, только сейчас нами осознана…, хотя очевидно, что произошла гораздо раньше…

— И когда же по-вашему?

— Думаю…, если говорить о «моментальной» именно…, тооо… одновременно со слепотой… — Неожиданно прозвучавший за этим голос бывшего депутата сбил с мысли обоих, но обрадовал настолько, что Марина чуть не захлопала в ладоши, а Лагидзе шлепнул дважды себя по бедрам, как бывало только в моменты восторга:

— Вы оба правы, я даже больше скажу…, так сказать, черту подведу: только сейчас я понял, как сложно быть человеком!.. — И мужчина и женщина, неожиданно для себя прочувствовали мудрость и бездонность этого заявления, поняв сказанное, как фразу о «человеке», как творении Божием, в том смысле, что трудно соответствовать подобию Создателя, имея в себе Его образ. Но что, на самом деле содержало это заявления, они поймут позже.

— Бесспорно! Почти не вероятно соответствовать!.. Извините, ради Бога!.. — Захар Ильич искренне сожалел о таком «выстреле» своего сомнения, но наверняка, представься вам такой же случай, вы поступил бы так же.

— Бог простит! Не переживайте, пока не сделаю нужного, и не надейтесь меня потерять…

Я ведь с того самого дня, как все это произошло… — Здесь возможно говоривший имел в виду нечто другое, о чем и не могли догадываться врачи, но большего он не мог объяснить, а потому продолжал в том же духе: