Но провалится не удалось, кто то несильно, хотя и вполне настойчиво, постучал меня палкой по ноге. А спустя несколько секунд постучали ещё раз и уже гораздо сильнее.

— Чёрт, что за ерунда? — Я вскинулся с шинели и, разлепив от сонной одури глаза, моментом окинув единым взглядом окружающую местность, освещённую серым светом разгорающегося утра… И как то сразу врубился в ситуацию — оказывается мы с командиром взвода расположились под кустами городского бульвара и вокруг нас кипела обычная городская жизнь. Стучали мне по ноге двое полицейских, которые настороженно разглядывали наш живописный привал с разбросанными вокруг пустыми консервными банками, корками хлеба, бутылкой из под водки и лежащего, покрытого обильной росой командира взвода. Такой же сырой от росы был и я.

— Айн момент, камрады, — поняв, что мы можем влететь в неприятную историю, я с деланной улыбкой на лице стал трясти прапорщика. — Товарищ прапорщик, товарищ прапорщик… Вставайте…

— Цеханович…, отвянь… Чего тебе не спиться? Спи ещё, — прапорщик Беломоин свернувшись в комок, попытался на себя натянуть край шинели, но я настойчиво продолжал его трясти, опасливо косясь на служителей порядка.

— Товарищ прапорщик вставайте, полиция…

— Какая к чёрту полиция?

— Городская, товарищ прапорщик… Вставайте, а то нас повяжут.

Командир взвода открыл сначала один глаз, потом разлепил второй. Приподнялся и мутным взглядом посмотрел на полицейских.

— Что им надо, Цеханович?

— Товарищ прапорщик, мы чуть ли не на центральной площади валяемся…, - и как бы в подтверждении моих слов, прямо за кустами прогрохотало мимо два вагона трамвая.

Беломоин сел и на его лице появилось более осмысленное выражение: — А как мы в центре оказались? Мы вообще хрен знает, где ночью ложились…

Но я его почти не слушал, так как шустро наводил порядок вокруг нашего ночлега и с травы мигом исчез весь мусор, который перекочевал в мой вещмешок.

— Ну, вот видите, камрады… Орднунг…, орднунг — порядок то есть.

Полицейские стояли с непроницаемыми лицами, наблюдая за моими метаньями и за тем как советский прапорщик прямо на глазах реанимировался, вдруг тоже поняв, что вот так запросто можно на свою задницу заиметь неприятности. Он вскочил на ноги и с силой стал растирать своё заилевшее от сна лицо, одновременно разглаживая складки и рубцы кожи, образовавшиеся от скомканной шинели. Я же встряхнул шинель и через минуту она аккуратно скаткой была приторочена к вещмешку.

— Цеханович, спроси у них — Где тут наша комендатура? — Командир взвода уже пришёл в себя и оглядывался по сторонам, ожидая окончания моих переговоров с полицейскими. Собрав в кучу куцые школьные познания немецкого языка, хоть и коряво но сумел донести суть вопроса до них. Они оба одновременно и с готовностью зачирикали, обрадовшись, что им не надо связываться с русскими военными и также с трудом, но понял — комендатура находится отсюда метров в восьмистах, но вот где нужно повернуть направо, а где налево не понял. Главное теперь было понятно в каком направлении двигаться. Поблагодарив немцев, мы под их пристальным взглядом удалились в ту сторону и скрылись за углом. Через тридцать минут блуканий по улицам, мы всё таки нашли комендатуру Потсдамского гарнизона. Недовольный и усталый дежурный помощник военного коменданта мотострелковый капитан хмуро оглядел нас и равнодушно буркнул — Что он впервые слышит о нахождении какой то там школы прапорщиков в Потсдаме…