Последующие за этим семь дней были для меня тягостными. Каждые два часа меня вызывал к себе либо командир дивизиона, либо начальник штаба дивизиона, и с двух сторон долбали, расписывая все плюсы службы в Германии. Работали со мной и офицеры батареи, во главе с комбатом. А сержанты и солдаты, узнав о таком давлении на меня, с азартом включились в это противостояние и теперь с этой стороны на меня сыпались, как из рога изобилия, уже минусы службы прапором. Хотя, честно говоря, минусы то были в их устах довольно хлипкими и неубедительными, типа: — Товарищ старший сержант, станете прапорщиком. Только на бабу залезете, а тут тревога или в дверь посыльный стучит. Чё… за жизнь такая? Вечно по нарядам, да по полигонам и сам себе не принадлежишь. То ли дело на гражданке — утром пришёл на завод включил станок, а ровно через восемь часов выключил его и гуляй рванина. Что хочешь до следующей смены делай…

Но главное, на что я опирался в этом противостоянии — это мой гавённый характер. Меня нужно всегда переубеждать, а раз давят — то наоборот упирался, даже если прекрасно понимал что это мне во вред. Так и здесь — упёрся рогом и в никакую. А через неделю от меня отстали, так как набор в школу прапорщиков закончился.

Прошло ещё две недели. Комбат получил звание «капитан», а старшим офицером на батарее стал Барабанчук, так как Смуровский по замене убыл служить в Союз, а вместо Барабанчука из школы прапорщиков пришёл молодой командир взвода прапорщик Беломоин. Я с интересом наблюдал за ним проэцируя всё это на себя — как я бы командовал после школы прапорщиков взводом управления дивизиона, если бы согласился на предложение комдива. Ничего мужик оказался и меня как то не тянуло, даже в своём сержантском коллективе, назвать его «Куском или Хомутом».

В середине августа полк вышел в лагеря на Либеррозский полигон, в двадцатых числах сентября должны были вернуться в полк, а там до обещанного отпуска в октябре всего пару недель. Дембель был не за горами.

… После ужина меня к себе в палатку вызвал командир дивизиона. Дождавшись, когда я отрапортую о прибытии, Никиткин торжественным тоном сообщил мне «приятную» новость. Это он так думал что она — Приятная.

— Цеханович, как ты хотел так и получается. Пришла разнарядка на командиров огневых взводов. От полка надо выставить двух человек. Ну, что рад?

— Да…, Рад… Как же… Тут до дембеля осталось чуть-чуть…, - Такой примерно ряд мыслей мелькнул в голове, но надо было как то отвечать. Тяжело вздохнув, стал исповедываться и по мере того как я говорил лицо командира дивизиона всё более и более вытягивалось и на нём одновременно можно было прочитать как удивление, так и гнев. Выслушав меня до конца, подполковник Никиткин взорвался гневной тирадой.