Светлый фон

Теперь же вешалка с ним раскачивалась на одной из балок в беседке и Зоя, разводя в стеклянной банке красную краску, готовилась художественно его измазать.

Мы с Артёмом сидели за столом и смотрели на её приготовления.

Платье раздувалось на ветру и блестело на солнце. Кружевное, с длинным подолом и утягивающим корсетом на шнуровке.

— Мамина подруга перед свадьбой случайно пролила на свадебное платье вишневый сок. И отказалась выходить замуж, сказав, что испачкать платье до свадьбы – плохая примета. Представляете? — Зоя обмакнула ватку в краску и, с грустью вздохнув, собралась сделать первый мазок.

Однако за секунду до того, как она прикоснулась к платью, Артём вдруг вскочил, сдернул вешалку с балки и протянул платье мне.

— Давай, ты его померишь?

— Зачем?

— Хочу посмотреть.

— Да ну, — я смутилась. — Глупо как-то.

— Давай, давай, — подхватила Зоя. — Оно тебе пойдет больше, чем этой вобле. Я бы тоже померила, но в груди точно будет мало. Переоденься здесь. Все равно никого нет.

От платья пахло Касторкой и это немного его портило, но в остальном Зоя оказалась права — оно село, будто шили на заказ.

Когда Зоя закончила возиться со шнуровкой на спине, а я разгладила юбку, Артём, оседлав лавку, откинулся назад и с нескрываемым восхищением долго разглядывал меня. Затем вдруг снова взволнованно поднялся. Походил возле меня кругами, осматривая со всех сторон, как выставочный экспонат, отвёл к перилам в место, где солнечные лучи беспрепятственно проникали внутрь беседки и заливали дощатый пол и поставил там.

Всё это время Зоя, молча помешивая краску, с улыбкой наблюдала за нами.

— Теперь я понял, почему эта затея со свадьбой так засела у меня в голове, — наконец сказал Артём, пребывая в каком-то вдохновенном возбуждении. — Я просто постоянно представлял тебя такой. Невестой, — он щурился на солнце, и белизна его улыбки светилась ярче платья. — Чёртова картина.

— Что за картина? — спросила я.

— Да дед один подарил. Невеста называется. На ней просто белые пятна и мазки разных оттенков. Но, присмотришься, кажется, что это кружева. Кружева свадебного платья. Почти такого, как это. Там, внутри них, мне представлялась ты. Очень странная картина, вроде бы ничего особенного, но я её почувствовал на каком-то внутреннем, интуитивном уровне. Почти как музыку мира. Вернемся домой – я тебе покажу.

Он достал телефон и несколько раз сфотографировал меня.

— Маме твоей отправим.

— С ума сошел? — я тут же вспомнила слова Нильса о том, что Костров разговаривал с моей мамой, и что нужно ей позвонить, но теперь было вдвойне страшно. — У неё разрыв сердца случится.