Светлый фон
– А-у-а!

– М-ма-у-а! – раздался ответный вопль из-за пазухи у Никиты.

– М-ма-у-а!

Никита решительно подошёл к ведьминой двери, выволок из-за пазухи отчаянно сопротивляющегося кота, пинком распахнул дверь и закинул кота внутрь.

Торжествующий вопль, грянувший из-за двери, оглушил парня и, наверное, разбудил всю улицу. В ту же секунду взъярившийся ветер сорвал ставни с кухонного окна, и в стёкла брызнул первый рассветный луч солнца.

Никита бросился вперёд. Кухня пылала. То ли выскочившие из печи угли, то ли ищущая выхода ведьминская сила подожгли деревянный пол, который тлел, разгораясь. Обугленный стол накренился, один из стульев полыхал, треща старым лаком. На глазах у Никиты вспыхнули занавески, мгновенно превратившись в чёрные лоскуты.

В центре, в огненном кольце, неподвижно стояла Марина. Снова босиком. Голубой свитер валялся у её ног, и искры уже прожгли в нём дыру.

– Марина! – крикнул Никита и закашлялся от едкого дыма.

Она не слышала его. Запрокинутое лицо, устремлённый вверх неподвижный взгляд, бессильно свисающие тонкие белые руки – она как будто не замечала бушующего вокруг неё пожара. А, может, наоборот, видела нечто большее, чем Никита.

– Марина!

Он перепрыгнул через горящий стул и попытался схватить девушку, выволочь её из беснующейся стихии. Прямо перед ним взметнулся к потолку язык огненного кольца, едва не опалив лицо. Он отшатнулся и бросился в другую сторону – там, где горело не так сильно. Однако огненное кольцо вновь не пропустило его.

– Марина!

Она стояла безучастная, спокойная и бледная. Никита лихорадочно сорвал с себя куртку и начал сбивать огонь, стараясь потушить хотя бы отдельные очаги, пока они не превратились во всепожирающую стену. Если удастся загасить тлеющий пол, он сможет подобраться к ней. Никита не замечал ни вспухших волдырей на руках, ни прожжённой одежды, ни катящихся по чёрным от сажи щекам горячих слёз.

– А-а-у-а-муа!

– А-а-у-а-муа!

Долетевший из коридора звук разительно отличался от раздававшихся раньше. В нём слышалась не тоска, а умиротворение. Боль и ужас сменились радостным ликованием. Он звучал почти как песня.

От этого звука Марина вдруг очнулась. Она встрепенулась, вытянула шею к двери, губы шевельнулась.

Лихорадочно шаривший возле шкафов Никита увидел, наконец, что искал – бадью с водой. Выворачивая суставы, он выволок бадью к столу и с размаху опрокинул под ноги Марине. Та взвизгнула. Никита подскочил:

– Марина!

Он бросился к ней, перепрыгивая злобно зашипевшие угли, и в клубах вздыбившегося пара нашарил её руку. Мокрые пальцы крепко стиснули его ладонь. От облегчения он даже застонал.