— Ну… а если я полюбил другую?

— Другую полюбил? — Татьяна прильнула спиной к боковине шкафа. — Врешь ведь. По тону, глазам вижу — врешь!

Чингиз вышел на кухню, прихватив брюки. С чего это вдруг он срочно понадобился Феликсу? Еще утром по телефону они условились, что Чингиз пробудет дома день-два, а неотложные вопросы постарается решить по телефону. И кстати, в два часа он ждал Балашова с пресс-релизом последних двух торгов на бирже…

Чингиз стянул рейтузы и приготовился было надеть брюки, как дверь кухни распахнулась.

— Врешь ведь все! — Татьяна подбоченилась, словно поддерживала себя за талию. — Врешь!

— Ну вру, вру, — отмахнулся Чингиз. — Дай одеться, сейчас машина придет.

— Врешь ведь, да?! Почему?

— Слушай, отвяжись, дай одеться. Стою в трусах, как дурак, мерзну.

— Что у тебя там мерзнет? А?! — Татьяна игриво, но цепко потянула резинку трусов к себе и вниз. — Что там у тебя мерзнет? Может, согреем?

Чингиз ударил Татьяну по руке. Сильно, зло. Татьяна скривилась — то ли от боли, то ли от неожиданности.

— Не лезь, я не шучу, — буркнул Чингиз.

— Спятил, блин, по самой косточке стукнул. — Татьяна в гневе вырвала у Чингиза брюки и отшвырнула прочь. — Ударь, ударь меня еще, подлец!

— Слушай, кто тебя звал? Уходи! — Чингиз выхватил брюки из мойки. Но не успел — одна штанина попала в воду, что скопилась в засоренной чаше. — Что ты сделала? Что ты хулиганишь?

— Где твой наган?! Стрельни в меня! Где он? — Татьяна метнулась в комнату.

Чингиз догнал ее, схватил за плечи и толкнул в прихожую.

— Убирайся. Надоела! Ненавижу тебя, дура старая.

Татьяна вывернулась и влепила Чингизу пятерней по щеке. Чингиз распахнул дверь, подхватил Татьяну за руки и задом, точно тягач, вытянул ее на лестничную площадку.

— Я тебе покажу! Я тебе покажу, абрек! — визжала Татьяна, белая от бессильной злобы. — Плечо мне вывернул, овчарка кавказская.

Чингиз прыжком метнулся в прихожую, сорвал с вешалки пальто Татьяны и швырнул на площадку. Захлопнул дверь.

Татьяна колотила руками в черный дерматин обивки.