— Вы должны вести себя как всегда, Аркадий Григорьевич. Идите и работайте. Я очень на вас надеюсь… И спасибо за подкрепление ОМОНа, полковник. Они были явно кстати, в аэропорту, — мэр со значением полоснул взглядом первого секретаря обкома, что спокойно просматривал какие-то бумаги.

Полковник с явным облегчением направился к выходу. В дверях он встретился взглядом с Рафинадом. И на мгновение замешкался — он прекрасно знал в лицо всех из охраны мэра. Но, видимо, решив, что Рафинад из приближенных командующего, вышел из кабинета. «Как бы мне тут не расколоться?» Рафинад отпрянул к стене и, стараясь не привлекать внимания, мягко подался в угол кабинета и присел на стул, полускрытый обильными воланами гардин.

— Вот, Виктор Николаевич, — мэр продолжал стоять. Стоял и командующий. — Все, оказывается, спокойно в граде Петровом.

— У меня приказ, Анатолий Александрович. Шифрограмма!

— Покажите.

— Не могу. Она секретная.

— Прекрасно, — подхватил мэр. — Скажите, генерал, в шифрограмме есть приказ ввести в городе Ленинграде чрезвычайное положение?

— Нет. Таких указаний нет. Но министр, по телефону…

— Стало быть, вы берете на себя всю ответственность, генерал? — не отступал мэр. — И ничем не докажете, что идете на преступление против своего народа не по своей воле, телефонный звонок к делу не пришьешь, генерал. Вы честный, обязательный человек. И этим пользуются. Вспомните о судьбе генерала Родионова в Тбилиси. Телефонные звонки погубили Родионова. Подобное ждет и вас. Завтра, когда события повернутся вспять, о звонках никто не вспомнит, кроме вас одного. Неспроста в шифровке нет и слова о вводе войск. Они подставляют вас, генерал. Вы один будете нести ответственность за все, что случится, — мэр продолжал стоять. Стоял и командующий. Тугие мысли сейчас колобродили в его седеющей голове. Каждое слово мэра раной саднило душу. — Вспомните генерала Шапошникова, в дни новочеркасских событий, в шестьдесят втором году, когда униженные, бесправные и голодные поднялись против банды негодяев. Николай Матвеевич Шапошников отказался стрелять в собственный народ. Он сказал: «Я не вижу противника!» Он все потерял, что наработал за годы, отданные армии. Но он обрел свое место в истории. Он избежал Нюрнбергского суда…

Рафинад видел внимательные лица всех, кто сидел за совещательным столом. Перевел взгляд на охрану мэра. И они были напряжены. Конечно, каждый из военных, сидящих за столом, наверняка был вооружен. В любой момент они могли объявить мэра изменником и, пользуясь особыми обстоятельствами, арестовать.