Улыбка сошла с ее лица, и оно снова стало грустновато-задумчивым. И Андрей понял: этой вынужденной шуткой ей хотелось прикрыть свое душевное смятение или пригасить свою неожиданную искренность, свои признания, с которыми она адресовалась к тому далекому, юному, петриковскому Андрею, а не к солидному, известному дипломату.

Нет, не до шуток нынче было ни ей, ни ему. И не такой была эта встреча и эта беседа, чтобы скрывать свои чувства или стыдиться их проявления.

По крайней мере Андрея не удивляли ее откровенные слова хотя бы потому, что выражены были они так просто, так естественно и с такой силой искренности и убежденности!

Он смотрел на нее — неожиданно воскресшую из небытия «чужую и любимую» — и с теплотой и уважением думал: сколько же она пережила, увидела, прочувствовала и претерпела! И как высоко пронесла над всеми испытаниями и невзгодами чистоту и цельность души. Веру во все то новое и совершенное, о котором они мечтали когда-то в старых Терногородках и Петриковках. Прошла по нелегким жизненным дорогам, ни перед чем не спасовав и не поддавшись чувству разочарования и душевной усталости. И теперь вот даже горечь и угроза одиночества не поколебали ее веры в то, что жизнь ее пройдет не напрасно… Всю жизнь неугасимо жило и живет в их чувствах, воспоминаниях, Согревает им души юное прошлое, которому они остались верны, живет в душе вечной молодостью нежная и чистая «инкубаторочка» со скальновских «сверхскоростных» педкурсов точно так же, как и горячий и настойчивый юноша-практикант Старгородского соцвоса. И им обоим в самом деле есть на что оглянуться, есть чем согреть душу, есть на что опереться. Со спокойной уверенностью принимают они свое прошлое таким, каким оно было и остается в них и с ними, пока они и живы будут. Со всеми его радостями и огорчениями, победами и поражениями, утратами и обретениями…

Экспресс все набирает и набирает скорость. За окном вагона белеют слепящей метелицей, кипят, переливаются березовые рощи. Девичьими стайками порхают, летят навстречу веселые белокорые березки. Мерцают, кружатся, забегают друг за друга, как бы играя в прятки… А по нежно-белым стволам радужно играют искристые солнечные зайчики… От этого слегка кружится голова и перед глазами вдруг без всякой связи со всем предшествующим возникает розовая кубинская раковина из далекого, солнечного Варадеро. И вслед за нею во взбудораженный, развихренный мир его мыслей и чувств с разгону врывается улыбающаяся, быстрая, будто скифская стрела, внучка Катерина. Мчится навстречу ему в мерцании и кружении этих ослепительных зайчиков.