– Я тоже.

Выйдя на улицу, почувствовала невероятную легкость. Дверь за собой я закрывать не стала – не было ни малейшего желания слышать ее грохот.

Мне удалось самостоятельно найти телеграф в Штокзее. Оттуда я послала две короткие телеграммы.

Первую – Петрику и Халине: «Я в порядке. Скоро буду дома».

Вторую – в Коннектикут Кэролайн: «Это Герта. Сто процентов».

Письмо в газету я разорвала. Придет время, и Кэролайн позаботится о Герте. Меня это уже мало беспокоило.

До контрольно-пропускного пункта Любек – Шлутуп я доехала без приключений, и на границе тоже особых проблем не возникло. Я ехала по невысоким холмам, и мой лишившийся глушителя мотор ревел, как зверь, стоило мне нажать на педаль газа. Луна освещала дорогу, которая бежала по темным пустошам, между бело-голубых коттеджей и мимо светящихся в темном лесу серебристых березок.

Я прокрутила в голове весь разговор с Гертой и с радостью поняла, что мама все-таки с нами попрощалась. Я прикоснулась ко лбу и улыбнулась. Тот поцелуй мне не приснился, он был наяву.

Потом открыла окно и впустила в машину осенние ароматы. Запах свежескошенной травы вернул меня на Олений луг. Я вспомнила тепло Петрика, когда он лежал рядом со мной, вспомнила, как он за завтраком держал на руках Халину и одновременно читал газету. Петрик ее не отпускал. Как же легко запутаться в своих собственных сетях.

И вот я добралась до окрестностей Люблина. Это было то самое время, когда фонари уже выключили, а солнце еще не взошло и все кажется возможным.

Я ехала медленно, чтобы не разбудить город. Молчаливые молочницы вели по улицам коров, в полумраке тихо позвякивали колокольчики.

Проехала площадь под Люблинским замком, где когда-то было гетто, а теперь там все разровняли и осталась только одна медная табличка. Мимо нашего старого серебристо-розового дома, где мы на заднем дворе похоронили Фелку и где пустили корни подаренные Кэролайн саженцы, которые обязательно превратятся в самые красивые на свете кусты сирени. Ехала по улице, по которой мама водила меня в школу. Я улыбнулась. Воспоминания о маме уже не причиняли мне боли. Проехала мимо больницы, вспомнила Зузаннну и Кэролайн. Я верила, что у сестры все будет хорошо. Может, когда-нибудь мы с Халиной полетим в Нью-Йорк. Ей понравится бродить по тамошним картинным галереям.

Войдя в квартиру, я скинула туфли и босиком прошла в комнату Халины. Постояла в темноте, глядя на то, как она дышит. Мамино кольцо послало лучик света в сторону ее кровати. Локоны Халины золотистыми волнами разметались по подушке. Она не пошевелилась, когда я положила ей под подушку красную фланелевую скатку с кисточками, поправила одеяло и поцеловала ее в лоб.