— Он так странно дышит, — сказала Анна вечером того же дня.

Все трое прислушались — и тут же послали за Гашпареком. Доктор лишь посмеялся над их страхами. Теперь и они смеялись. Таковы уж родители: чуть что, сразу в панику.

Рано утром они уже не смеялись.

— Ему воздуха не хватает, — вскрикнула Анна.

— Ребенок же задыхается, — плакала мать. — Скорей за Гашпареком.

— Я пойду за профессором, — сказал Иштван и не мешкая вышел на улицу.

Было шесть часов утра. Гонимый тревогой, он бежал по улице в холодном осеннем тумане; город спал, даже трамваи еще не ходили. Этот бег, усталость в ногах чуть-чуть успокоили Иштвана: совесть его теперь была чиста, он сделал все, что мог.

Профессор еще не проснулся.

Старуха служанка, открывшая Иштвану дверь, приняла его недоверчиво и даже слышать не захотела о том, чтобы так рано будить вельможного барина. Иштван, услышав эти слова, «вельможный барин», сам понял, что требует слишком многого; сидя в прихожей, он рассматривал картины, висящие на стенах, статуэтки, читал проспекты знаменитых водолечебниц. Сан-Ремо… Ницца… Карлсбад… Каким счастливым, манящим представлялся ему мир: теплое море, комфортабельные отели, здоровье, беспечная жизнь… Наконец, в половине восьмого, в дверях появился профессор.

Взяв экипаж, они помчались домой. Профессор, старый, невозмутимый господин с бородой, кивнул в знак приветствия Вилме и сразу прошел к больному. Не говоря лишних слов, он попросил няньку поднести ребенка к окну и, сунув в рот ложечку, осмотрел ему горло. Лицо его, всегда спокойное, почти равнодушное, вдруг потемнело, словно сама болезнь отразилась на нем.

— Да ведь… — начал было он с гневом и тут же себя оборвал.

Убрав ложечку, он почти грубо велел уложить ребенка снова в постель.

— Кто его лечит? — спросил он, не скрывая возмущения. — Это же… — Он снова сдержался.

Послали за Гашпареком, но того дома не оказалось, его тоже «вызвали к тяжелому больному».

Профессор достал шприц, сделал ребенку укол. Затем сел возле постели Иштванки. Несколько долгих минут, показавшихся родителям бесконечными, он слушал его пульс, прикладывал ухо к сердцу.

— Лучше ему? — спросила Вилма.

Профессор, не отвечая, снова наполнил шприц и стал ждать. Он оставался возле больного четверть часа, затем в другой комнате написал записку домашнему врачу и наказал родителям: как только тот появится, пускай сразу же свяжется с ним.

Мать и отец, оцепенев, стояли возле постели сына, слушали свистящее его дыхание, мучительный кашель. Им хотелось заткнуть себе уши.

Гашпарек прибыл в полдень. Посмотрел на ребенка, пожал плечами. Сейчас он не говорил ничего.