— Ишь, разгневался, — скривил губы Аникей.

— Оковать всех, да в шахту, — подал голос Семен.

— Не посмеешь! Мы не кабальники ваши! — вскричал Ермолай.

— Девку, ладно, отпустим. Развяжите ее. А этих — в железа! — распорядился Аника.

— Меня? В железа? — закричал Кольцо, пытаясь встать с земли. — Я волжский казак… По найму срок у вас дослуживаю. По какому это праву…

— А вот по такому! — Аника Строганов показал сжатый кулак. — Развольничался тут.

— Это тебе не на Волге разбойничать, — усмехнулся Семен.

Аника пошел было прочь. Освобожденная от пут Алена упала ему под ноги, охватила пыльные сапоги, подняла мокрое от слез лицо:

— Батюшка! Смилуйся над Ермошкой!

— Пшла! — взвизгнул Аника, выдернул ногу из рук девушки.

Алена рыдает на песке.

— А девка-то — краля, батюшка, ты глянь, — ухмыльнулся Семен.

— Ты гляди у меня, кобель!

Семен Строганов в ярком татарском халате, подбитом соболем, стоял на коленях перед иконостасом, истово молился и бил поклоны. Растворилась крепкая дверь, обитая железом, в помещение задом протиснулся Сысой, потом двое стражников. Они внесли завернутого в рогожу и обмотанного веревкой человека, который бился в их руках, как невиданная сильная рыбина.

— Ни одна живая душа не видела, — шепнул Семену Сысой.

— Тут кладите, — указал Строганов на пол. — Ступайте.

Помещение напоминало глухой склеп, но убранный богато — полы застланы медвежьими шкурами, стены завешаны восточными коврами, в углу золотом горели оклады иконостаса, светилась лампада. У стены стояла немыслимой работы широкая деревянная кровать с пышной постелью. А больше в комнате ничего не было — ни стола, ни стульев, ни шкафов.

Семен нагнулся, распутал веревки, распахнул рогожу. Алена лежала со связанными со спиной руками в летней застиранной рубахе. Сказать что-либо не могла — рот ее был заткнут тряпкой.

Не обращая внимания на ее хрипы и стопы, он поднял Алену с пола, шагнул к кровати, положил девушку на постель. Потом развязал халат, скинул его, сбросил с ног меховые домашние туфли. Вынул у нее кляп изо рта.

— Будешь умницей — озолочу. Ну, будешь?