— Слушаюсь! — шутливо ответил солдат и был таков.
Они посидели еще немного, и Меркулов с Николаем вышли во двор покурить.
Сели на скамью. Помолчали. Теперь уже совсем смерилось, в стороне смутно плыл темный сарай, городьба еле виднелась, а за ней был провал, все тонуло в поднимавшемся от протоки белесо-лиловом тумане.
— Побежал, — раздумчиво проговорил Николай, и Меркулов понял, о ком идет речь и куда побежал Анатолий. — Что ж, дело молодое. Груня вон, как клушка, все квохчет, да ведь не цыпленок. Солдат!
— Что ж, если девушка хорошая…
— Да вы ее летом видели, как за грибами приезжали. Помните, встретились на улице, библиотекарша наша, Нинка Федоровцева.
— А-а, — действительно вспомнил Меркулов. Они с Николаем возвращались из леса, и в глазах, еще хранивших пестроту лесных полян и трав, стояли яркие, всегда будто бы пугающие своей неожиданностью шляпки сыроежек и подосиновиков. Тогда-то им и встретилась Нинка Федоровцева, тоненькая курносая девчушка в брючках. «Пишет?» — спросил Николай. Девушка покраснела до ушей: «Пишет…» «Ну-ну, это так положено: вы солдаты, мы ваши солдатки…»
Она засмеялась и побежала, будто сильно торопилась.
— Девушка хорошая, да, боюсь, утекет из Амбы и моего сманит. Ноне в библиотечный техникум поступает, в Кочугур.
— Что ж, учиться надо.
— И это верно…
Они еще немного помолчали.
— У Анатолия когда демобилизация? — спросил Меркулов.
— На будущую весну, должно… Он ведь как в отпуск приехал! — вдруг оживился Николай и рассмеялся. — Ну, солдат! У них там занятие было, а ноне, сам знаешь, зима какая стояла, почитай, на всей земле. Чехословакия на что Европа, а и там реки льдом покрылись. Ну вот, бегут это они по реке, сам знаешь: «Короткими перебежками…» — Николай сымитировал командирскую команду. — Видать, кучно бегли, лед-то и проломись. Добежали до берега, глядят, а один барахтается в обломках. Шинель на ем, значит, поверх воды, тонуть не дает… Мой-то сызмальства по озерам. Ну, бросился, кое-как вытащил… тут бы что надо, — убежденно продолжал Николай. — Как на фронте бывало? Тут тебе флягу со спиртом, принял внутрь — и будь здоров, не кашляй. Не-ет, у них ноне куда, все по науке. Ну, стало быть, воспаление легких и схлопотал. Командир мне — письмо: так и так, мол, сын герой, благодарю за воспитание. А тут и сам явился не запылился — отпуск дали.
За легкой ироничностью этого рассказа, за шутками да прибаутками слышал Меркулов в речи Николая гордость старого солдата. Потрафил, сказал:
— Что ж, сын в отца.
Николай крякнул, запалил новую папироску.
— В отца… Да не в отца-подлеца…