Мы доехали до внешних ворот фамильного дома семьи Шэн. Белая штукатурка на них потрескалась, а в некоторых местах осыпалась, открывая большие куски кирпичной кладки. Почему дом пришел в такой упадок? Не так много денег требуется, чтобы покрасить двери и починить петли. Возможно, слуги обленились без присмотра жены.

Наконец повозка остановилась, и скрип колес затих. Мы ждали у главных ворот высотой в два человеческих роста. Никто не вышел нас встретить. Некоторое время я не слышала ничего, кроме тяжелого дыхания и фырканья усталых ослов и биения собственного сердца.

Старый Скакун крикнул:

— Эй! Мы приехали!

Ворота оставались закрытыми. Должно быть, ленивый привратник просто заснул. Возчик провел пальцами по бронзовым петлям. Только несколько пятен облупившегося красного лака остались на двух деревянных створках. Он поднял взгляд на резную каменную табличку над воротами. Там было что-то написано, но табличка так обветшала, что ничего нельзя было разобрать.

— Неплохо, — заметил Старый Скакун, — Сразу видно, что когда-то здесь жили богатые, уважаемые люди.

После того как мы подали голос в третий раз, какой-то мужчина наконец откликнулся, а потом заскрипела задвижка и ворота отворились. В воздух не взлетели фейерверки. Перед нами не хлопали на ветру красные флажки. Должно быть, тут так не принято. Но где же Вековечный?

На пустом дворе неподвижно стояли шесть женщин и шестеро детей. Я решила, что они по старым обычаям ведут себя с почтительной сдержанностью. Одежда у них была из простой выцветшей ткани мрачных оттенков синего, коричневого и серого. Как я и боялась, одевались они, будто старухи и вдовы. Даже женщины помоложе носили такие одежды. То, в чем мы приехали, в Шанхае никто не посчитал бы чем-то особенным, но здесь наши наряды оказались совсем неуместны. Мы казались павлинами среди ворон, поистрепавшимися в дороге павлинами. Возможно, они ждали, что я заговорю первой, как при визите королевских особ. Разве Волшебная Горлянка не говорила мне, что их традиции могут быть устаревшими на тысячи лет? Вековечный сказал, что под одной крышей у них живет пять поколений. Я быстро изучила лица тех, кому будут предназначаться мои льстивые слова. Самая старая женщина — должно быть, прабабушка. У нее было такое иссушенное лицо, какого я никогда не видела. Глаза ее казались тусклыми, как у людей, которым скоро суждено покинуть этот мир. У другой старой женщины было много морщин на лице. Это бабушка, решила я. А его мать, должно быть, — женщина с самым суровым лицом и с гордой осанкой, свекровь, которую мне нужно будет победить. А сейчас необходимы ласковые речи. Там были еще две женщины, одна моложе меня, а другая чуть старше. У нее была прическа, модная в Шанхае несколько лет назад: прямой пробор посередине и два завитых локона, обрамляющих лицо. Я едва удостоила их взглядом, так как они были не самыми важными. Потом я поискала глазами сына Вековечного. Во дворе было пять мальчиков и одна девочка постарше. Скоро я узнала его четырехлетнего сына по ушам, глазам и бровям. Он внимательно изучал мои незабинтованные ноги.