Так начинает выступать самостоятельной величиной сытость — или, если угодно, степень оголодания.

Напрасно столько толкуют сейчас о Боге, религии, вере, добре. Все это призраки, все это несуществующие материи: будет сытость, ляжет хоть какое-то довольство в жизнь — и все эти духовные сущности потеряют свою значимость, отступят. Люди вновь предадутся жизни, в которой главное — инстинкты и себялюбие.

Доказательство в самой Октябрьской революции. Никто не мешал служить Богу и слышать его, верить, религия преподавалась даже в школах, а люди в какие-то месяцы забыли о Боге и всех заповедях и растоптали самое понятие о Добре и справедливости. Народ вооружился длинными ножами, и реками полилась черная кровь. А ведь этому взрыву ярости, дикости предшествовало тысячелетие веры.

Значит, это была не вера в ее истинном значении.

Значит, всегда существует и есть нечто более важное, чем вера. Что же?

Это — инстинкты самосохранения и сытости. Во всей многоли-кости их выражения. Значит, мы должны с печалью отметить, что религия не смогла преодолеть животное в людях.

Это свидетельствует об одном: вера никогда не являлась верой и не проникала глубже телесной оболочки.

Следовательно, изъяны в самой вере?

Вряд ли.

Даже совсем нет.

А в чем?

В огосударствлении религии, превращении ее в несправедливость, в то же насилие — только в этом.

И сейчас религия снова дзинулась той же дорогой. Она является частью государственной структуры независимо от того, кому собирается служить: правым или левым, — ибо она только по заявлениям вне политики и служит Высшему. Высшему она возглашает молитвы, а служит — земному. И поэтому опять закладывается взрывчатый материал, обозначается вероятность, а скорее даже неизбежность новых потрясений. Ибо религия служит не вере, не душе, не состоянию чад своих, а государству, политике, хотя связи эти на беглый взгляд не просматриваются.

Именно в этом еще одна из причин, почему люди в 17-м году отвернулись от веры, дали большевикам возможность творить свое дело.

Вера назначена растить душу, давая победу над инстинктами, над стихийным, животным, кроваво-подлым и двуличным.

Ибо противны Богу (а лично для меня Бог — это и синоним Добра) убийство, доносительство, служба в карательных органах, зависть, которая бросает нас в омут междоусобной борьбы. Бог (или Добро) — это слияние с миром, это величайшее наслаждение от возможности дышать и видеть солнце, но никогда — нажива, стяжательство, длинные ножи для доказательства правоты.

И пока в людях будут бушевать губительные инстинкты, ставящие его по жестокости, коварству впереди любого животного, никакой мир Добра не возможен. И вот в этой работе по преодолению животного в нас, в помощи слабым духом, в помощи обретения света души — и есть настоящее, первородное призвание церкви, имеющее нетленное будущее. Всякое другое поведение — обман людей и скатывание к одному из обычных учреждений по причинению боли людям…