========== 8-2. Кровь живая, кровь мёртвая ==========

Старые покои, знакомые до последней трещинки на деревянных панелях, казались чужими. Элеонора занимала их, пока свекровь не покинула замок, и теперь снова чувствовала себя гостьей в Эслинге. Даже в ежевечерней возне служанок чего-то не хватало; не так трещали дрова в камине, не так плескалась вода. Временами Элеонора испуганно вскидывалась, не узнавая комнату; ей казалось, будто она промахнулась с ударом и теперь пленница в Бор-Линге. Её мутило, руку дёргало, а ещё нехорошо тянуло внизу живота, и она упорно гнала дурные мысли.

— Ничего не болит, госпожа? — голос Греты тёк мягкой патокой. — Я заварю особый сбор после того, как вы вымоетесь, и позову лекаря.

— Не надо лекаря, — сказала Элеонора, собрав остатки самообладания. — У него без того хватает забот. Принеси в спальню горячей воды, чистую рубашку и оставьте меня в покое!

Замок гудел, обсуждая бой и нападение на хозяйкину спальню. В столовой пировали лиамцы, в лекарской лежал сотник Гантэр и другие раненые, где-то плёл паутину Тенрик, а в подземелье дожидалось погребения тело лже-Шейна. Элеонору это не заботило. Она считала и пересчитывала дни, снова и снова возвращаясь на круг: очередная лунная кровь должна была запятнать её рубашку два дня назад, а значит, была надежда, что связь с Ардериком дала плоды. Сейчас золотое шитьё на платье побурело, подол мерзко лип к бёдрам. Элеонора вслушивалась в себя, но тело не давало ответа, удалось ли удержать плод и было ли что удерживать.

Она знала, что служанки считали дни вместе с ней, и видела в их суетливых хлопотах отражение своей тревоги. Потому не спешила сменить юбки, залитые чужой, мёртвой кровью. Если судьбе вздумалось сокрушить её надежды, Элеоноре следовало узнать об этом первой.

Она бы не впустила в спальню и Грету, если бы могла раздеться одной рукой. Ловкие пальцы служанки пробежали по шнуровке, освободили от отяжелевшей парчи, расстегнули ряды мелких пуговиц.

— Отнеси прачкам, — Элеонора кивнула на груду белья. — Поспеши, иначе не отстирается! Я вымоюсь сама. — Грета медлила, и Элеонора повысила голос, прижимая купальную простыню к обнажённой груди: — Барон приходил ко мне восемь лет, и вы не особенно волновались, а теперь забеспокоились?

— В этот раз есть о чём волноваться, госпожа. — Грета стояла вполоборота, но взгляд был прикован к Элеоноре и, казалось, проникал сквозь ткань. — Я такое вижу, поверьте. В этот раз вы подарите барону наследника, точно вам говорю.

— Не смеши меня, — фыркнула Элеонора. — Ещё рано судить.