Чашка грохнула об пол, забрызгав доски ошмётками листьев. Элеонора рывком поднялась и скрылась в спальне, пряча злые, жгучие слёзы.
Тенрик, увалень Тенрик, безмозглый болван! Победа и маркграфский титул висели у него перед носом, сами плыли в руки, а этот балбес всё испортил!
Хватило бы у него мозгов сговориться против Шейна — и война бы закончилась ещё утром. Прикрывая глаза, Элеонора видела, как по заснеженному тракту в столицу мчится гонец с рыжей головой в мешке, как докладывает его величеству, что войско камнеедов разбито, а главарь схвачен. Видела бумаги, жалующие маркграфу Тенрику Эслингу Северные земли в вечное наследное владение. Ах, как хорошо всё складывалось! Тогда ей не пришлось бы все эти дни вслушиваться в малейшие движения чрева, замирая от ужаса. Ей хватило бы времени, чтобы помириться с мужем и спокойно зачать от Ардерика.
Но упрямый осёл Тенрик умудрился отнять Север разом у неё и Шейна. Вот же баран пустоголовый, рассветные силы! Как можно было так всё испортить, причём сразу всем!
Охваченная стыдом и яростью Элеонора крутилась по спальне, присаживалась то на постель, то в кресло, и тут же поднималась. Да как такой бестолковый простак, как Тенрик, получил старшинство! Ему бы смотреть за стадами, пахать и сеять, только не пускать в голову ничего, кроме урожаев и надоев! Элеонора сжала было кулаки, охнула от боли, пронзившей правую руку, и топнула ногой от обиды. Перед глазами выплыло лицо Шейна, едва видимое в тёмном проёме. Он был понятен — честолюбивый, вспыльчивый, как и Ардерик. Этих двоих можно было просчитать, как хороший мечник угадывает удары противника. Тенриком же руководило тупое, поистине баранье упрямство, крушившее всех подряд, словно дубина в руках пьяного неумехи. Он был опасен для Севера — он, а не Шейн.
Последний всхлип — и Элеонора утёрла слёзы и подошла к окну освежить разгорячённое лицо. По ту сторону стекла царил мрак; в городе вспыхивали и гасли редкие огоньки. С утра нужно будет послать за Ардериком и выспросить последние новости; узнать, что ещё выкинул Тенрик — в том, что он даже запертый сумеет натворить глупостей, сомневаться не приходилось; выяснить, что на уме у Олларда… Ах, как близка была победа! И как шатко было нынешнее положение! Элеонора положила руку на живот. Быть может, стоило давно зачать от Шейна? Сейчас бы наследник уже учился стрелять и ездить верхом… Впрочем, кто знает, как бы всё повернулось. Здесь, на Севере, никому нельзя было верить.
Два месяца назад снег, устилавший пустошь между замком и укреплениями, представлялся Элеоноре полотном, на котором она вышьет узор. Теперь незримое полотно расползалось, будто рассечённое мечом. Предстояло заново связать концы оборванных нитей, да так, чтобы никто не приметил узлов… Она приступит завтра, когда вернётся ясность ума.