— У меня для тебя подарочек.

Шейн заявился в её покои поздним вечером, по имперским меркам — время, немыслимое для визитов к замужней даме. Элеонора покосилась на служанок, вышивавших в углу, и вопросительно вскинула брови. Её жизни на Севере шёл седьмой год, прошлой зимой Шейн открыто заявил, что скоро вернёт своему краю независимость, и любезничать с ним Элеонора не собиралась.

Шейн вынул из рукава тонкую трубку, в которой нетрудно было узнать свёрнутые письма.

— Ты что, писал мне признания светлыми летними ночами? — усмехнулась Элеонора и протянула руку. — Отдавай и уходи, час поздний.

— Истинно так, писал, — ответил ей в тон Шейн, — только не признания и не я. Почитай парочку, может, сгонит сон.

Два листа, высвобождённые из тугой трубки, неприятно щекотали пальцы. Элеонора вмиг узнала печать и почерк Рамфорта, нахмурилась и торопливо свернула письма.

— Почитаю на досуге, — бросила она и повернулась к спальне.

Любой воспитанный мужчина уже понял бы, что его выпроваживают. Шейн же стоял упрямой северной скалой:

— Прочти сейчас.

— Что ж, поглядим, чего ради ты отнимаешь моё время, — хмыкнула Элеонора, разворачивая письмо так, чтобы служанки ненароком не приметили печати. Пробежалась по строчкам и спустя мгновения вскинула на Шейна яростный взгляд.

Скупыми и точными словами сотник Рамфорт писал отцу Элеоноры, маркграфу Талларду, обо всём, что происходило в последние годы:

«Мы наблюдаем в семье Эслингов прискорбный раскол. Нынешней зимой брат барона открыто заявил о неподчинении Империи. Он собирает силы в северных и восточных землях. Местные жители равно уважают обоих братьев, так что мятежники не имеют недостатка в людях и припасах. Нам пока неизвестны силы, которыми они располагают, но несомненно, что за год-другой здесь сумеют составить войско, способное пошатнуть мир на Севере. Нынче же набеги наносят заметный урон благополучию страны и нашей численности. Мы теряем людей в бесчисленных мелких стычках. Прошу выслать подкрепление в размере самое меньшее двух сотен, из коих арбалетчиков — от пяти десятков, мечников же…»

Элеоноре стоило больших усилий не скомкать письмо. Прискорбный раскол, стало быть! Да что Рамфорт возомнил о себе! Как осмелился судить, какое влияние она имеет на Тенрика! А следом её охватил страх. Она знала отца: с него станется явиться на Север самому и тем отнять у неё власть и славу.

— Вы побледнели, баронесса, — усмехнулся Шейн. — Не желаете пройтись? Воздух Севера пойдёт вам на пользу.

Элеонора облила его гневным взглядом и, не оборачиваясь на служанок, сделала им знак выйти. Шёлест юбок, тихий стук дверей — и Элеонора подступила к Шейну вплотную: