Оллард писал императору на тонкой бумаге, но свиток всё равно вышел толщиной в руку. Элеонора быстро просмотрела листы, исписанные размашистым почерком. Заговор Шейна, ловушка для Рамфорта, даже безудержная храбрость Ардерика — всё было изложено в точности так, как она просила. Дрогнувшей от волнения рукой Элеонора вложила в отчёт ещё два листа: письмо Его величеству и отцу. В обоих она прославила маркграфа как храброго воина и мудрого стратега.

— Я в неоплатном долгу перед вами, — сказала она, сворачивая тонкие листы.

— Чушь. — Оллард забрал бумаги, их пальцы на миг соприкоснулись. — Вы сделали всё, что могли. Остаётся только ждать.

— Знать бы, добрался ли гонец до столицы?.. — проговорила она, поднимаясь на пахнущий смолой помост и опускаясь в кресло.

— Вне всякого сомнения. Получим ответ самое позднее к Празднику Урожая.

— Иными словами, вы не уверены, но помните, что женщин на моём сроке нельзя волновать?

— Вы на редкость догадливы.

Элеонора поёрзала в кресле, устраиваясь поудобнее. Когда же спина перестанет болеть! Повернулась и встретилась с внимательным взглядом зелёно-карих глаз.

— Вы не только догадливы, но и мудры. Устроили так, что ваш ребёнок нужен всем. Берегите себя, Элеонора. Род… Север без законного наследника обречён, а значит, и все мы.

***

Выход Дарвела и барона с копьями Верен почти пропустил, провозившись с чьим-то арбалетом, но успел удивиться, как ловко оба двигались. Копья скрещивались, метили в латы, ударялись о круглые щиты, и в этом была своя красота. Верен смотрел во все глаза и твёрдо решил попросить Дарвела поучить его: мало ли, доведётся сойтись с людьми Шейна не на мечах.

Зато выступление лучников он наблюдал с начала до конца. Северяне натягивали луки быстро и плавно, стрелы летели в мишени, как дождь на ветру. С каждым туром кто-то выбывал, пока на площадке не остались Кайлен и Такко. Они стреляли долго, ожесточённо, не уступая друг другу. Наконец Кайлен ушёл с гордо поднятой головой, Такко — с серебряной стрелой и улыбкой до ушей.

В перерывах выходили местные — снова с копьями, кинжалами, на кулаках. Двоих унесли, над ними захлопотал лекарь. Среди зрителей шныряли дети из деревень, торговали нехитрой домашней снедью. Кто-то самозабвенно блевал в зарослях вереска. Кайлен угрюмо осматривал стрелы и грозил Такко кулаком. Помирить их Верен не успел — очередной звук рога призвал на площадку мечников.

— Так и носишь её? — удивилась Бригитта, повязывая ленту на его меч. Под самым эфесом пряталась другая лента — старая, потерявшая цвет от крови и грязи. Та, что Бригитта повязала перед восточным походом.