— Маркграф уехал, — сказал наконец Верен. — В Лиам. Грета сказала.

— Куда его понесло-то в праздник?.. Не с кем на перину завалиться, вот и заскучал? А, собака, будь оно неладно! С зимы так не болело…

— Завтра поберегись хоть.

— А и поберегусь. Пусть молодёжь красуется. Вы с Кайленом всех за пояс заткнёте, ты с мечом, он с луком. Так граф уехал, говоришь? Людей много взял?

— Десятку.

— Тогда ясно, зачем поехал — напомнить лиамцам, что обещали поддержать нас зимой. Теперь Шейну не уйти. Загоним его, как лису!

Верен отложил тряпку и сделал несколько выпадов. Новый меч пока непривычно лежал в ладони. Надо думать, граф не сказал Такко заранее, что надо ехать, иначе он непременно попрощался бы.

— Странно всё же они уехали. Посреди праздника. В Лиаме выпить и поесть горазды. — Верен хорошо помнил, как сетовала баронесса на опустевшие после лиамцев кладовые. — С кем он там о деле собрался толковать?

— Так самое время: все доверчивы и болтливы. Видал, как его зимой сторонились? А сегодня в дом пригласят, в дружбе поклянутся и не поглядят, что граф и чужак. Знаешь, смотрю я иногда на графа, и зависть берёт. Не подумай, я бы в его шкуре ни часа провести не согласился. Но вот чего не отнять — соображает он лучше нас всех вместе взятых. Нам в праздник пива бы попить, на турнире похвалиться — а у него сперва дело.

— Это ты его после поединка так зауважал?

— И после поединка тоже. Школа у него чисто турнирная, зато удар чёткий, точный — редко такой встретишь! Я это к чему: жить нужно с холодной головой. Хороший воин у любого найдёт, чему научиться. На маркграфа тоже иной раз не мешает оглянуться.

— Вот и оглядывайся почаще, — не сдержался Верен. — И барона больше не задирай.

— А ты не борзей. Думаешь, присягу дал и учить меня можешь?

Верен пожал плечами и снова взялся за тряпку. На лезвии едва просматривались старые зазубрины — память о зимних боях. Меч был с прошлым владельцем до конца, лет двести назад их похоронили бы вместе, но сейчас оружие досталось Верену, и это было правильно. Не должна оружейная сталь скучать в земле.

— Барону после всего, что он здесь вытворял, не жить, — твёрдо проговорил Ардерик. — Помяни моё слово, получит он титул — и расплатится за всё. За ложь, за войну, за наших парней. За каждую клятую царапину на наших мечах.

Он покосился на стену, будто сквозь неё был виден курган.

— Тем более не задирай его, — посоветовал Верен. — Без тебя получит.

— Не могу, — просто ответил Ардерик. — Вижу его рожу самодовольную и вспоминаю, как он пел: мол, всё спокойно, подумаешь, солеварни сгорели, а Эслинге огненными стрелами закидали, мы тут сами разберёмся… Сказал бы как есть, а лучше бы давно в столицу написал — и сотня наша была бы жива!