— Я любил жену, — продолжал Оллард, запинаясь лишь самую малость. — Но полюбил её уже в браке. Женился же, как полагается, по расчёту. Я любил её как хозяйку моего дома… как мать моего ребёнка…

Он резко замолчал и уставился на залитый элем стол.

Такко прикрыл глаза. В ушах шумело, пол под ногами качался. Свалиться бы под этот старый добротный стол и проспать… тьма его знает, до утра или до вечера. Нет, ну надо же умудриться — напиться с Оллардом! И не расскажешь никому!

Шум в ушах постепенно стих. Такко осушил кувшин с водой до половины, остаток вылил на голову и сразу почувствовал себя лучше. В компаниях он часто напивался первым, но так же быстро и трезвел. Оллард, казалось, дремал, опустив голову на руки. Чёрный бархат пропитался элем и жиром. Такко тронул маркграфа за плечо.

— Я ошибся, — неожиданно ясно выговорил Оллард, подняв голову. — В расчёты вкралась неточность. Малвайн не подарила мне наследника. А барон не подарил наследника Элеоноре. Вот поворот, а?

— Ложитесь, — Такко пропустил его слова мимо ушей. — Постель вроде чистая. Нам ещё солеварни смотреть после обеда, то есть тьма знает, когда. Надо выспаться.

Довёл маркграфа до кровати, помог выпутаться из дублета и стащить сапоги — точь-в-точь как десятки раз укладывал Верена, а Верен — его. Кто бы сказал, что придётся так же укладывать маркграфа — не поверил бы! Комната ещё немного качалась, но спать Такко уже не хотел. В Эслинге отоспится, а здесь слишком много занятного.

Он рванул законопаченную с зимы раму, впустил свежий воздух. Неугомонное солнце катилось по небу, сделав полный оборот. Хотелось пить. Такко встряхнулся, стянул пропотевшую и перепачканную рубаху — надо спуститься в кухню и наполнить кувшин, не годится идти поросёнком — но снова замер, глядя на море.

Свинцовая гладь отражала солнечные лучи, и смотреть на это можно было бесконечно. Остаться бы здесь лет на пять! Смотреть, как у берегов серебрится лёд, как полыхает небо, как весной возвращаются птицы. Облазать здесь каждую гору и пещеру, ходить на ладьях, узнать, велико ли Ледяное море…

Зимой некогда было думать о будущем, и сейчас Такко впервые задался вопросом: куда податься, когда Шейна поймают? Оллард получит помилование и, ясное дело, вернётся домой. А Верен — останется или вернётся?.. И если вернётся, то куда?

Такко прижался лбом к стене и зажмурился. На сердце кошки скребли. Их с Вереном пути разошлись ещё зимой, но только сейчас осозналось: это навсегда. Друг теперь настоящий воин Империи, жениться вон надумал, а раз надумал — сделает. Будет разрываться между женой и наставником, а там и дети пойдут… Такко вздрогнул и тряхнул головой. Нет, не о такой жизни он мечтал.