— Да, вам нужно немного отдохнуть, — сказала Рахиль, помогая мне выйти из ванны. Она начала вытирать мои волосы. — Господин захочет увидеть вас, но я скажу ему, что вы очень устали после поездки и вам нужно отдохнуть.

Когда Рахиль закончила, я попросила ее:

— Пожалуйста, оставь меня. Мне нужно побыть одной.

Я решила в спокойной обстановке подумать обо всем, что мне рассказала Рахиль. Дальнейшая судьба Иисуса не вызывала у меня тревоги, если учесть последние события. Самый большой упрек, который Рим может предъявить евреям, — это их нежелание платить налоги. Сейчас появился признанный лидер — многие считают его законным наследником, — который фактически призвал народ платить налоги. Пилат, конечно, не примет сторону зелотов против него. Что касается Каиафы и Синедриона, то какой смысл прокуратору пытать и тем более приговаривать к казни идеалистически настроенного молодого человека, который, по сути дела, поддержал политику Рима. Ночь в тюрьме — это еще не конец всему. Иисуса отпустят утром. Пилату потребуются мои советы для принятия решения. К Мириам скоро вернется ее муж.

Ко мне же мой возлюбленный никогда не вернется.

Я легла на кушетке, но уснуть не могла. В конце концов я поднялась с постели и встала на колени перед статуей Исиды. Я буду молиться и просить ее, чтобы мне снова явился во сне Голтан. Пожалуйста, приди, любимый! От нахлынувших воспоминаний из глаз потекли слезы. Голтан, непобедимый гладиатор Голтан на смертном одре. Я вернулась в постель, но сон не брал меня.

Когда я наконец заснула, мне приснился кошмарный сон. Только Исида послала не моего любимого человека, а того, в ком души не чаяла Мириам. И мое горе слилось с ее горем, и я сама стала Мириам. В состоянии беспомощности я смотрела, как римские солдаты пригвоздили моего возлюбленного к кресту. Мне хотелось броситься к нему, когда он попросил утолить мучившую его жажду. Солнце нещадно палило ему голову, не прикрытую ничем, кроме тернового венца.

Увлекаемая вихрем безостановочно кружившейся реальности, я увидела Иисуса, идущего впереди безвинных жертв, чей прискорбный конец предшествовал еще более крупным кровопролитным событиям. Обуреваемые злобой мужчины с изображением крестов на их доспехах устремлялись в одну битву за другой. Я видела женщин, привязанных к столбам и сжигаемых заживо, когда повсюду стелился смрад горящей плоти, а их истошные вопли сливались с песнопениями... Я слышала, как без конца поминается имя моего мужа: «При Понтии Пилате принял мученическую смерть. При Понтии Пилате принял мученическую смерть». Мой пронзительный крик смешался с их отчаянными воплями. Что-то удерживало меня. Всеми силами стараясь вырваться из цепких объятий сна, я видела, как постепенно исчезло лицо Иисуса. Остался только крест, возвышающийся над бескрайними полями снедаемых огнем трупов. Я приподнялась на кушетке. Жуткое видение растаяло, и я узнала свою комнату. Но сознание еще сохраняло образ креста. Ну конечно, Пилат собирается распять Иисуса.