Кармен с сожалением посмотрела на меня.

– Об этом вам лучше спросить у доктора Уорда. Все, что я могу сказать, – это если болезнь вступает в свою последнюю стадию, то пациент может протянуть максимум месяц. Возможно, чуть дольше…

Я вскочила со стула, не в силах более оставаться без движения.

– Могу я увидеться с нею прямо сейчас?

– Конечно. У нее отдельная палата. И там есть кресло-кровать, которое, при необходимости, можно разложить. Если вы вдруг захотите остаться вместе с ней на ночь.

– Спасибо. Но я должна оставаться рядом с ее сыном. Нужно сообщить ему… Да и вообще нельзя оставлять ребенка в доме одного.

Взгляд Кармен смягчился. Такое впечатление, что она уже заранее знала, как именно я поступлю и что скажу. Ведь ребенка действительно нельзя оставлять в доме одного.

– Я оставлю всю необходимую для вас информацию на посту у дежурной медсестры. Заберете, когда будете уходить. А заодно возьмете и мою визитку, и номер моего сотового. Звоните незамедлительно, если у вас возникнут какие-то вопросы. Любые вопросы… Но прежде всего вы должны мне сообщить, к какому решению вы пришли вместе с миссис Коннорс относительно ухода за ней.

– Спасибо! – поблагодарила я представительницу социальных служб и, выйдя из комнаты для посетителей, проследовала за ней по длинному ярко освещенному коридору, по обе стороны которого располагались палаты для пациентов. Мы прошли мимо уборщика. Парень энергично полировал линолеум, воткнув себе в уши радионаушники, и, судя по безмятежному выражению его лица, полностью отключился от остального мира. Звук этих шаркающих ног был до ужаса обыденным, и у меня возникло непреодолимое желание подскочить к молодому человеку, выдернуть из его ушей эти дурацкие наушники и крикнуть ему прямо в ухо, что даже к самой примитивной работе следует относиться с должным вниманием.

Но вот Кармен Таннер тронула ручку одной из дверей, открыла ее и отступила назад, пропуская меня первой. И, уже стоя на пороге, снова ободряюще погладила меня по руке, после чего ушла, закрыв за собой дверь.

В самую первую минуту я ничего не видела вокруг себя. Только узкую больничную койку, на которой лежит человек. Женщина. Рядом стоит внутривенная капельница, подсоединенная к ее руке. Я с трудом узнала в этой женщине Лорелею. Она вся сморщилась, стала какой-то маленькой, словно сама жизнь по каплям покидала ее под яркими люминесцентными лампами, заливающими пронзительным светом всю палату. Мне тут же захотелось распахнуть настежь окно, впустить в палату настоящий солнечный свет и побольше свежего воздуха. Или вообще немедленно отнести Лорелею в какой-нибудь сад, полный благоухающих цветов, где по ночам пляшут мириады светлячков, наслаждаясь царящими вокруг ароматами. Лорелея дышала тяжело, со всхлипами, будто в ее легких было полно воды. Как же я раньше не замечала всего этого?