Светлый фон

Лорелея слабо улыбнулась.

– Я имела в виду другое. Что ты сможешь помочь Оуэну пережить все это. Что возьмешь на себя заботу о нем после того, как меня не станет. Прошу тебя… Стань ему матерью.

Я вскочила со стула, словно меня ударило током. Сумочка сползла с моих колен и с глухим стуком упала на пол.

– Но я – не мать! Мать всегда знает, что правильно для ее дитя. Она всегда примет верное решение. Все матери – сильные натуры.

Я уставилась на Лорелею, не став и далее развивать эту тему. И так понятно. Все матери сильные. Такие, как моя мама. Как ты сама.

Такие, как моя мама. Как ты сама.

Ее глаза вспыхнули ярким светом. Будто именно туда сейчас стекался весь свет с ее слабеющего тела.

– Мир ломает каждого, но многие становятся лишь крепче на изломе, – едва слышно прошептала она.

Я удивленно вскинула глаза. Оказывается, Лорелея знает Хемингуэя. Впрочем, Лорелея Коннорс – это не женщина, а сплошная загадка. До сих пор не перестает удивлять меня. Я снова бессильно опустилась на стул.

– Едва ли эти слова Хемингуэя можно адресовать мне. Я, если честно, и понятия не имею, что это значит: быть сильным человеком. – Я замолчала, пытаясь выровнять дыхание, а заодно и найти нужные слова, чтобы закончить свою мысль. – Одно могу пообещать твердо. Я сделаю все возможное, чтобы позаботиться об Оуэне наилучшим образом. В этом вы можете не сомневаться ни единой доли секунды.

Лорелея раскрыла свою ладонь, и я вложила в нее руку. Она слабо пожала ее.

– Спасибо, – прошептала она и закрыла глаза. Я приготовилась ждать, пока она окончательно заснет, но она вдруг снова заговорила: – В тебе столько любви, Мерит… Нерастраченной любви… Да и сама ты тоже заслуживаешь такой же огромной любви. Догадываюсь, кто виновен в том, что твоя жизнь сложилась так, как сложилась. Наподдавала бы я ему ремнем по заднице, будь моя воля.

Из меня вырвался смешок, похожий скорее на всхлип… или на собачий лай.

– Пожалуйста! Не смешите меня… Не сейчас. И… не здесь.

Улыбка снова тронула ее губы.

– А вот моя мама не раз повторяла, что смех – это самое лучшее лекарство на свете. Я, правда, добавила бы к этому перечню еще и шоколад. Но только боюсь, что прямо сейчас мой желудок не вынесет лакомства.

– Ну как так можно шутить, Лорелея? В такую минуту…

– А почему нет? Я не боюсь умирать. У меня ведь была просто замечательная, прекрасная жизнь. Знаешь, многие, возвращаясь домой после отпуска, начинают хандрить. Дескать, все прошло. Я же наоборот. Только улыбаюсь. Ведь все это было в моей жизни.

– Это тоже из Хемингуэя?

Она едва заметно пошевелила головой.