– Поэтому, пока мы еще способны на сознательные действия, надо перестать замыкаться в себе, избавляться от защитных механизмов, иначе они будут разрушены и нас заполонит безымянный ужас.

– Бедняжка Элинор, мне так ее жаль, – сказал Генри.

Оба умолкли.

– В таких случаях англичане говорят: «Не будем о грустном», чтобы не показать, что стесняются беседовать о серьезных вещах, – сказала Мэри.

– А мне как раз хочется погрустить, – с печальной улыбкой заметил Генри.

– Я правда очень рада, что ты приехал, – сказала она. – Ты всегда просто любил Элинор, без каких-либо осложнений.

– О господи, Кэббедж! – воскликнула Нэнси, хватая Генри за руку с пылом жертвы кораблекрушения, обнаружившей, что кто-то из родных все-таки остался в живых. – Спаси меня от этой жуткой особы в зеленом свитере. Даже не верится, что моя сестра была с ней знакома. И вообще, эта церемония прощания – нечто из ряда вон выходящее. Джонсоны бы такого не допустили. Ты помнишь мамины похороны? А тети Эдит? На маминых было восемьсот гостей, половина французского правительства, Ага-хан, Виндзоры… в общем, все.

– Элинор избрала другой путь, – напомнил Генри.

– Не путь, а козью тропку, – закатила глаза Нэнси.

– А вот мне все равно, кто придет на мои похороны, – сказал Генри.

– Это потому, что ты знаешь, кто туда придет – одни сенаторы, весь цвет общества и рыдающие красавицы, – заявила Нэнси. – Проблема похорон в том, что их всегда устраивают в последний момент. Нет, конечно, есть еще мемориальные банкеты, но это не то же самое. В похоронах есть нечто торжественное, драматическое… Только я терпеть не могу открытые гробы. Помнишь дядю Влада? Мне до сих пор кошмары снятся, как он лежал в своем белом мундире с золотыми эполетами, весь такой жуткий… Боже мой, занимаем круговую оборону! – воскликнула она. – Зеленая кикимора опять на меня уставилась.

Флер с невероятным наслаждением, чувствуя свое безраздельное всемогущество, высматривала в зале тех, кто еще не получил удовольствия от ее разговоров. Ей было ясно все, что происходило вокруг; стоило взглянуть на человека – и становились видны сокровенные тайны его души. К счастью, Патрик Мелроуз отвлек официантку, выклянчивая у той номер телефона, и Флер без посторонней помощи смешала себе приличный коктейль: полный бокал джина и самая капелька тоника, а не наоборот. А что такого? Спиртное не в состоянии замутить кристальную чистоту ее сознания. Она поднесла к губам перемазанный помадой бокал, сделала большой глоток и направилась к Николасу Пратту, полная решимости помочь ему понять себя.