— А Андрей? Что с ним будет?
— Если не уверует, не откроет в себе новые горизонты, то уйдет, — спокойно так ответил лама. Потом повернулся, достал коробочку, приоткрыл ее, показал Дубравину черные, как будто из угля сделанные, крупные таблетки:
— Это мой подарок тебе. Они из луговых трав. Придадут еще сил. А я скоро снова пойду в Монголию, собирать травы. Время пришло. Весна.
Дубравин не уходил. Не хотелось уходить от этого удивительного ламы. И он задал еще один вопрос:
— А вот мне во сне часто снится такой большой дом. Иногда он огромный, иногда маленький, уменьшается до комнаты. Иногда в нем все прекрасно. Чисто. А иногда он полон людей и какого-то мусора. Что это значит?
Лама понял его вопрос и спокойно так объяснил:
— Твой дом — это твоя душа! Когда в ней все в порядке, то он чистый, большой, красивый. А когда в ней злые мысли, раздражение — тогда он полон мусора и людей. И его надо чистить…
Дубравин вышел на свет. Снова постоял у дощатой двери. Сожалел, что мало поговорили.
Майя, которая в это время водила Франка с женой и Людку куда-то в книжную лавку при дацане, вернулась.
Людка держала в руках пару новых книг. Дубравину бросилось в глаза название «Джут-Ши».
Майя снова зашла к ламе. Дверь закрылась. Не было ее очень долго. Минут, наверное, двадцать.
И Дубравин, разглядывая в книге картинки человеческих тел с разными линиями жизни, уже начал изнывать и злиться.
Наконец Майя вышла. И попросила Людмилу зайти.
Людка сложила ладони, как индус в намасте. И скрылась за дверью.
Дубравин с Майей остались сидеть на скамеечке у крыльца. Он, любопытствуя, спросил женщину-бурятку:
— Ну и что? Как лама обо мне отозвался?
— Он сказал, что вы страшный человек!
— Чего? — Дубравин изумился и даже обиделся. — Я вроде никого не убиваю, не граблю, не ворую. Верую. Ищу правду Божию.
— Он сказал в том смысле, что вы очень сильный человек! И идете по жизни, как танк. Можете решить любую задачу. Но вы пока не видите свой путь. Хотя постепенно уже начали меняться…
Дубравин предпочел не углубляться в дальнейшие рассуждения ученого ламы. И дождаться выхода Людмилы молча.