Образовавшаяся на время музыкальная стагнация, сошла на нет. Паша вдруг перестал быть пресыщенным музыкальным наркоманом, как это было ещё недавно, когда Паша воротил от всего нос; для его души наконец-то появился простор, по которому она понеслась в полную силу. Вместе с новой музыкой, которая раскрепощала его разум и душу, всегда приходили и внешние изменения. Этим нельзя было управлять.

Паша мог подолгу и добросовестно перепахивать плейлисты, но никак не находить того, что по-настоящему ему ложилось. Прорыв происходил сам собой, когда Паша и не ждал его.

Паша бережно перенёс в свой плейлист лучшие композиции понравившихся групп, чтобы какое-то время быть в них влюблённым и очарованным, а когда присытиться, он пойдёт дальше, глубже в творчество близких сердцу групп.

Ксюшу он вкушал примерно по той же модели. Пока не в самую глубь, но верхушки были пройдены и отработаны. Первая волна иллюзий была разрушена и предстояла следующая.

В середине учебного года Ксюша перевелась в художественное училище.

– Я же с детства рисовала, мне ещё учителя говорили, что у меня есть задатки – вдруг вспомнила она детство – "богадельня" была ошибкой. Помнишь ты мне про Шишкина рассказывал на даче, я уже тогда подумывала заняться живописью, помнишь какие я тогда картины рисовала? Ты вот музыкант, я – художник, а стала каким-то мирянином. Помнишь какие я картины рисовала?

– Ну помню что-то, закат, лес… – стал припоминать Паша, дачку её деда и пару каких-то этюдов, которым он не придал особого значения.

– Вот видишь, ты помнишь! Молодец! Короче мама семестр уже оплатила, через неделю на пары. Тёлки мои довольны, говорят сразу надо было к ним идти. Тебе тоже нужно перевестись, иди в "кулёк", у меня там чуваки знакомые учаться, там курто, бросай "богадельню" – говорила она, переполняемая энергией – музыку не бросай, ты уже давно ничего не делал нового. Мне кажеться нам нужно какое-то время не встречаться. Ты отвлекаешься, да и у меня теперь времени не будет – сказала, наконец, она.

Паша умел заражать всех тягой к творчеству. Вот и теперь Ксюша, которой всегда было достаточно просто быть поближе с теми, кто что-то там малюет или брынчит, вдруг вспомнила про творчество и как одержимая ринулась, что-то себе доказывать. Паша был обескуражен. Он уже крепко сидел на игле похоти и отнятие проходило болезненно. Паша каждый день заходил на её страницу, следил за обновлениями и скатывался в сладострастную апатию. А она всё фотографировала себя за мольбертом, с новыми друзьями из училища, в числе которых приобладали самые ленивые и самые богемные. Парни так и вились вокруг неё и Паша ревновал. Со страданиями Паша справился посредством самоотрешения, он много курил гашиша и думал на абстрактные темы. А в музыку он стал уходить так глубоко, что постепенно перестал замечать происходящее вокруг и даже критику матери, которая, как обычно, сарказничала и подкалывала его, по поводу того, что Ксюша перестала приходить: