– Ну ты-то не делай вид, что твоя жизнь погублена. Мне кажется, ты не так уж пострадал – я права?

Ему хотелось возразить. Хотелось сказать о годах, прожитых в заботах о Шаоай, о том, как ей у него на глазах становилось все хуже, как он скрывал ее от жены и друзей, как разделил свою жизнь на две части, ни одна из которых не была вполне реальна. Но, что бы он ни сказал, это лишь позабавило бы Жуюй еще больше.

– Ведь это ты отравила Шаоай, не так ли? – спросил он. У него было только это оружие.

– Я не намеревалась ее убить, – сказала Жуюй. – И недоубить ее, чтобы она осталась как обуза для тебя и других, я не намеревалась тоже. Впрочем, верно ли то, что я сейчас произнесла? Пожалуй, нет, не вполне верно ни первое, ни второе. Я даже не знала, хочется ли мне, чтобы она выпила эту отраву. Она выпила до того, как я приняла решение.

– Не понимаю.

– Если в комнате, которую она делит с другим человеком, стоит чашка с апельсиновым соком, она полагает, что имеет на эту чашку право. Почему она меня не спросила, хочу ли я? Она все считала своим.

– Значит, ты танг использовала, – сказал он. – У меня была такая мысль.

Дверь открылась толчком, и официантка вкатила на тележке их ужин. Боян оглядел тарелки; второй раз за день, подумалось ему, он заплатит за еду, но не притронется к ней. Жуюй жестом пригласила его к трапезе, но он покачал головой.

– Сюда я яд не клала, – сказала она с улыбкой.

Бояна потянуло ударить ее, заставить раскаяться – нет, больше: заставить плакать, сделать ей больно, нанести незаживающую рану.

– Ну же, вперед, – промолвила Жуюй, спокойно наблюдая за ним. – Если тебе от этого полегчает – давай.

– Что давай?

– У тебя такое лицо, словно хочешь меня стукнуть.

У Бояна защемило в груди. Где бы они ни встречались в жизни – это все та же несокрушимая Жуюй. Не была ли его школьная любовь к ней желанием ослабить ее, сделать так, чтобы она нуждалась в нем? Его теперешнее желание причинить ей боль – это что, единственный доступный ему способ любить ее?

– Я не бью женщин, – проговорил он.

– А может быть, убить меня хочешь, – сказала Жуюй. – Что ж, это тоже можно понять.

– С чего бы мне хотеть твоей смерти?

– Это способ меня сломать, – сказала она. – Способов не так много. Будь я по-настоящему убийцей – нет, я не оправдываю себя никоим образом, но говорю абсолютно честно: с Шаоай это отчасти была случайность из-за моей нерешительности, – будь я по-настоящему убийцей, я бы выискала кого-нибудь вроде меня. Шаоай была не тот человек. Да, я презирала ее, и мне было ее жалко, но ты должен понимать: ни то, ни другое – еще не причина, чтобы убить человека.