– Не получается, – сказала она. – Не могу сочинить хорошую историю о реальных людях.

– Я не просил тебя ничего сочинять.

– Но я больше себе нравлюсь, когда сочиняю, – сказала Можань.

Это были не ее истории. Это были истории из другого времени и о других людях, но то, что она некогда в этих историях нашла, – избавление, уход от чего-то – могло бы стать в итоге ее мудростью. Может быть, Йозеф, если эти истории у нее не иссякнут, когда-нибудь простит ей ее упрямство, простит, что она выбрала одиночество: добрее одиночества, он неизменно тут, в ее распоряжении.

20

20

Пасмурным днем в конце марта Сычжо стояла перед магазином и смотрела на пару ласточек, поправляющую свое гнездо под карнизом. Ласточки – моногамные птицы, вспомнилось ей прочитанное где-то, и пара возвращается в старое гнездо год за годом.

Упрямые создания, подумала она. Зачем прилетать обратно в этот загаженный город, когда наверняка есть лучшие места – более свежий воздух, более синее небо – для их потомства? Что ж, по крайней мере они привязаны к старому жилищу. Сама она выросла не здесь, она мало на что могла тут притязать; и все же она не хотела сниматься с места, старалась сделать этот недобрый город своим домом.

Приблизилась какая-то пара. Сычжо повернулась, и ее лицо побледнело, но совсем ненадолго; она быстро пришла в себя. Боян и женщина его возраста остановились в нескольких шагах, оба пристально смотрели на Сычжо.

– У вас закрыто сегодня? – спросил Боян.

– Нет, открыто, – сказала Сычжо.

Несколько месяцев назад, после того, как они не поели в сельском ресторанчике, она прислала ему эсэмэску. Она решила, говорилось в ней, что лучше им больше не встречаться. Она думала, он позвонит или заедет, попробует ее переубедить, и была разочарована, получив краткий ответ: «Согласен». Она отказывалась признать, что чувствует себя обиженной, но сейчас, глядя на него, ощутила, что похолодели пальцы.

Боян представил ей спутницу: Жуюй, его старая знакомая, она жила в Америке, а теперь вернулась и хочет тут обосноваться. Они прогулялись, сказал он, вокруг Заднего моря, и он решил привести ее сюда – может быть, здесь есть новая экспозиция?

Есть, ответила Сычжо, и пригласила их в магазин. Указала Бояну и его спутнице на коллекцию малюсеньких хрустальных вазочек с изображенными внутри миниатюрными бабочками и орхидеями. Экскурсию предлагать не стала, и они не попросили о ней. По тому, как они шли вместе, Сычжо видела, что отношения у них, вероятно, близкие. Если она и занимала раньше какое-либо место в сердце Бояна, теперь, она понимала, это уже не так.