Джимми кивнул и протянул сыну двадцатку на всякий случай:

– Бери. Отдашь, если не пригодится.

Что произошло бы впервые. Но Джимми был не в претензии. Ему не хотелось, чтобы его ребенок шарил в пустом кармане, как он сам в его возрасте. Выпрашивая у своего отца ломаный цент, Джимми уматывался так, будто вкалывал весь день напролет.

– И не нарывайся на неприятности. Вечером в Фэрхейвене сразу после матча надо быть начеку. Если угодишь в участок за драку, я тебя вызволять не стану.

– Понял.

– То-то.

– Ну так я поехал, ладно?

– Как у тебя дела с этой маленькой Роби?

– Ай, она опять со своими выебонами. Делает вид, будто я ей не нравлюсь.

Джимми прикинул, не отругать ли сына за непристойность, но решил этого не делать. Он и сам употреблял это слово в отношении его матери, и она этого заслуживала. Как и большинство из них, если хорошенько подумать.

– Ну, она не была бы дочерью своего отца, если бы ее не заносило порой. Не спускай ей, вот что я скажу. Этих Роби надо на место ставить. – Вскоре ему самому предстояло этим заняться.

– Вернусь не поздно.

– Разобьете “камаро”, и виновник от меня легко не отделается, – сказал Джимми, ощутив необходимость в этом последнем предупреждении.

– Можем поменяться машинами, если ты так беспокоишься, – предложил его шустрый сынок.

– Проваливай, пока я тебе штраф не выписал за неправильную парковку.

Зак кивнул. Но прежде чем перейти через улицу, он обошел внедорожник и вытащил из водостока пластиковый рожок, потом подбежал к пикапу и вручил рожок парню, сидевшему за рулем.

* * *

Проще и понятнее всего, рассуждал он, сидя с крепко зажмуренными глазами, кровища в постели объясняется тем, что он до сих пор спит и видит во сне этот кошмар. Ему же всю ночь снился один страшный сон за другим, и теперь кое-какие фрагменты вспыхивали в его мозгу. А кровь на простыне – лишь завершающий эпизод в этом сериале. Когда он снова откроет глаза, то обнаружит себя в постели, может, даже в своей собственной, мающимся похмельем, но здравым и невредимым. Однако, решив проверить эту гипотезу, он понял, что все так же сидит, прислонясь к стене, в чьей-то комнате в общежитии. С той лишь разницей, что теперь он плакал. Очевидно, ночью в этой комнате произошло нечто ужасное, а поскольку он остался жив посреди кровавых следов преступления, напрашивался вывод, что акт насилия был совершен не над ним (хотя, обратил внимание Джимми, на коже у него кое-где виднелась запекшаяся кровь), но скорее им самим. С давних пор, лет примерно с пятнадцати-шестнадцати, вечерами на сон грядущий он упивался мрачными фантазиями про насилие и убийства, и теперь что-то из них неведомым образом стало явью. Вчера вечером он уговорил некую девушку подняться с ним в комнату, потом она его разозлила, и он убил ее. Он смутно припоминал, как подкатывался к нескольким разным девушкам на вечеринке, предлагая заняться с ним сексом. Но не помнил, чтобы кто-нибудь из них проявил интерес, хотя бы из вежливости, но, должно быть, нашлась одна, ответившая согласием. Его опять затошнило.