— Давай налью тебе выпить, — сказал Берт.

— Давай, но только чаю, — ответила она. — Я за рулем.

Она встала у камина в одних чулках и потопталась на теплых камнях. Если курить на улице было слишком холодно, они с Элби — в ту пору еще школьники — спускались сюда поздними зимними вечерами и открывали вьюшку. Запрокидывали голову в камин и выпускали дым в трубу. Пили джин Берта и бросали пустые бутылки в кухонное мусорное ведро. Это им сходило с рук. Если даже кто-то из родителей и замечал, как тают запасы в баре или как накапливаются пустые бутылки, то ни слова не говорил.

— Выпей, Франни. Рождество же.

— Сегодня двадцать второе декабря. Почему все мне твердят, что уже Рождество?

— Джин-тоник по-барменски.

Франни взглянула на него.

— По-барменски, — твердо сказала она.

Берт показал ей этот фокус, когда она была еще маленькой и изображала бармена на домашних вечеринках. Если гость был уже пьян, надо было налить ему стакан тоника со льдом, а потом плеснуть поверх немножко джина, не смешивая. Первый глоток будет прекрепким, объяснял Берт, в этом вся суть. После первого глотка пьяные уже ничего не замечают.

— Если захмелеешь, можешь переночевать в своей комнате.

— Мама будет в восторге.

Пришлось изловчиться, чтобы выбраться повидать Берта. Беверли простила Берта, однако все никак не могла поверить, что Франни и Кэролайн тоже смогли его простить.

— Как мать? — спросил Берт.

Он протянул Франни стакан, и первый глоток — чистый джин — вышел именно таким, каким нужно.

— Как всегда, — сказала Франни.

Берт поджал губы и кивнул:

— Я так и думал. Хотя говорят, старина Джек Дайн сдает и ей уже трудно о нем заботиться. Ужасно, что ей приходится этим заниматься.

— Нам всем это предстоит рано или поздно.

— Может, я ей позвоню, просто узнать, как она. «Ох, Берт, — подумала Франни. — Не надо бы».

— А ты как? — спросила она. — Как у тебя дела? Берт налил себе джину, капнул сверху содовой, чтобы уравновесить барменский джин-тоник Франни, и сел на диван.