— Неплохо для старика, — сказал он. — Все еще выбираюсь из дому. Позвонила бы завтра, не застала бы меня.

Франни поворошила поленья кочергой, чтобы огонь разгорелся сильнее.

— И куда ты завтра?

— В Бруклин.

Франни обернулась посмотреть на него, держа кочергу в руке, и Берт широко улыбнулся:

— Джанетт позвала на Рождество. В двух кварталах от них есть гостиница. Неплохая. Я там был уже пару раз, приезжал их повидать.

— Здорово, — сказала Франни и села рядом с Бертом на диван. — Рада за тебя.

— В последние пару лет у нас дела пошли получше. Переписываюсь с Холли по электронной почте. Она приглашает в Швейцарию, хочет, чтобы я навестил ее в этой самой коммуне, где она сейчас. Я все отвечаю, что встречусь с ней в Париже. По-моему, Париж — неплохой компромисс. Все любят Париж. Я возил туда Терезу на медовый месяц. Это сколько получается? Пятьдесят пять лет назад? По-моему, пора наведаться туда еще разок.

Тут он прервался, что-то вспомнив.

— Тереза ведь при тебе умерла? По-моему, Джанетт мне так говорила.

— Мы с Кэролайн отвезли ее в больницу. Мы были с папой.

— Вы молодцы.

Франни пожала плечами:

— Не могли же мы ее бросить.

— Как отец?

Франни покачала головой, думая об отце. «Как старина Берт?» — всегда говорил Фикс.

— Сказала бы, что он не дотянет до Нового года, но уверена, что ошибусь.

— Он крепкий парень, твой отец.

— Мой отец — крепкий парень, — повторила Франни, думая о револьвере в ящике его тумбочки и о том, как отказалась выполнить его просьбу. И даже хуже того. Она отнесла револьвер вместе с патронами в полицейское управление Санта-Моники.

— Плеснуть еще немножко джина? — спросил Берт.