Светлый фон

— Совсем чуточку. — Франни протянула стакан. Она совсем не захмелела — и с грустью поняла, что джина в ее стакане совсем не осталось.

— Да мы, считай, ничего и не выпили. — Берт отошел к бару у стены.

— Все равно — совсем капельку.

— Я помню, как встретился с твоим отцом после твоих крестин, — сказал Берт. — Увидел его в суде. Не знаю, может, я его все время видел и просто раньше не понимал, но в тот понедельник он ко мне подошел, пожал мне руку и сказал, что рад, что я зашел. «Рад, что ты смог прийти на крестины Франни», — так он сказал.

Он протянул Франни стакан.

— Это было давным-давно, Берт.

— И все равно, — сказал Берт. — Мне больно думать о том, что он сейчас так болен. Он мне всегда нравился.

— От Элби новости есть? — спросила Франни, чтобы сменить тему.

Похожий вопрос она могла бы задать и Элби, но почему-то никогда этого не делала. Они с Элби не говорили о Берте. Даже много лет назад, когда жили под одной крышей, о нем они не говорили.

— Да не то чтобы. Временами кто-то из нас пытается наладить контакт, но выходит не очень. Элби, знаешь, был очень привязан к матери. Так оно бывает: девочки к отцам, а мальчики к матерям. Думаю, он так и не смирился с тем, что я ушел от Терезы.

Для Берта прошлое всегда было рядом, и он полагал, что у всех остальных это так же.

— Ты бы ему позвонил. Сейчас и так непростое время — праздники, и Терезы нет.

Франни подумала о своем отце, о том, как она встретит праздники через год.

— В Рождество ему позвоню, — сказал Берт. — От Джанетт.

Франни хотела сказать, что разница с Калифорнией составляет три часа, и потому он может позвонить сыну прямо сегодня, хоть сейчас, но Берт не собирался звонить Элби, и попрекать его этим не было никакого толку. Она наклонила стакан и во второй раз поднырнула под джин. Пробралась к колючей сладости тоника и осушила стакан до льда и лайма.

— Хотела бы я остаться, — сказала Франни, и это отчасти было правдой.

Да, она бы хотела подняться в свою комнату и лечь на свою кровать, но вот совершенно неизвестно, стоит ли еще там эта кровать.

Берт кивнул:

— Знаю. Я рад, что ты вообще сумела выбраться. Мне очень приятно, правда.

— Когда ты улетаешь?