Но Кристофер, вытерев нос кулаком и взглянув на измазанные кровью костяшки, возразил:

– Я же собирался выступать против драк. А сам ее развязал! – Его здоровый глаз, полный отчаяния, выглядел чуть ли не хуже подбитого.

– Вообще-то это он начал. Но теперь у нас есть условия, и мы можем их обдумать.

– Да. Надо провести переговоры.

Саймон не ответил. Он думал, не кончатся ли переговоры тем, что им придется уступить желанию Тедди.

* * *

К ужину в Милл-Фарм собралось одиннадцать человек: Вилли пригласила Руперта и Зоуи, опасаясь, что иначе Эдварду будет неуютно в кругу ее родственниц, и мисс Миллимент. Заботясь о Кристофере, она позвала и Тедди, но Кристофер забыл передать ему приглашение, пока не стало слишком поздно. Джуди, Невилл и Лидия демонстративно улеглись в постели, но лишь пока Эллен не ушла помогать Эмили мыть посуду на кухне, а потом затеяли чреватую ссорами игру в больницу, в которой Лидия была пациенткой (с ветряной оспой), Джуди – медсестрой, а Невилл – врачом, но лишь потому, что он мальчик. Но даже без них, с одиннадцатью едоками, расположившимися вокруг стола в узкой длинной комнате, передавать и раскладывать овощи было непросто, в чем убедилась Филлис, прибывшая дневным поездом.

Вилли усадила мать между собой и Джессикой: леди Райдал весь день вела себя так, будто смерть тети Лины, с которой она ни разу не виделась, стала для нее личной трагедией, а выход к ужину (появление на публике в глубоком трауре) – мужественной уступкой, заслуживающей постоянного сочувствия и поддержки. Джессике это удавалось прекрасно, она сразу взяла приглушенный, чуть религиозный тон, какого от нее и ждали, и тем самым взбесила сына и дочь, но по разным причинам: Кристофера потому, что он не выносил притворства, а Нору потому, что это кощунство – кривить душой, ссылаясь на Бога. Кроме того, Вилли изловчилась посадить Эдварда между Зоуи и Анджелой, надеясь смягчить влияние старших участников застолья, но Анджела, одетая в бесформенное бледно-серое платье и не удосужившаяся накраситься, помалкивала и выглядела настолько изможденной, что даже ее мать сказала: «Дорогая, искренне надеюсь, что не ты будешь следующей жертвой ветрянки». Но Анджела ответила, что у нее просто раскалывается голова от боли. У Зоуи, которая обычно кокетничала с Эдвардом (разумеется, в рамках допустимого), тоже был довольно болезненный вид, и Эдварду пришлось завести разговор о подбитом глазе Кристофера: «Ого, старина, какое у тебя тут украшение! Откуда оно?» И Кристофер уже в четырнадцатый раз объяснил, что свалился с дерева. Нора знала, что это ложь, и гадала, что же случилось на самом деле. Подрался с кем-то, думала она. Крис был вспыльчивым, но отходчивым. Самой большой удачей застолья, к удивлению Вилли, стали Руперт и мисс Миллимент, которая с неподдельным восхищением отзывалась сначала о французской живописи, а в дальнейшем – и обо всей прочей. Руперт, который до этого встречался с мисс Миллимент только однажды, когда Клэри начала брать у нее уроки, был очарован этой удивительной дамой, одетой в цвета спелого банана, присутствующие на картинах множества живописцев, которых Руперт особенно любил. Но Луизу, сидящую напротив них, словно заворожили крошки шпината и рыбы, накапливающиеся в складках подбородков мисс Миллимент. Она украдкой делала такие жесты, будто что-то вытирала, пытаясь поймать взгляд наставницы, что с такого расстояния было, конечно, невозможно. А Нора нырнула под стол, выбралась обратно с салфеткой мисс Миллимент и подала ей со словами: