– Можно я помогу? Я вполне прилично умею шить.
– Если хотите, можете связать мне кусок дюймов в четыре-пять. Это будет вспаханное поле.
Анна вручила ей моток толстой крапчатой шерсти и пару очень больших спиц.
У нее был патефон, который надо было заводить, чтобы слушать пластинки, пока хозяйка готовила ужин.
– Малера здесь не понимают как следует, – сказала она. – Вы, наверное, даже не знаете, что это за пьеса.
Позже вечером Полли заговорила о том, о чем хотела расспросить. Надо ли, если речь идет о деле очень серьезном, делиться с кем-то, если ты обычно всегда им доверялась, а в этом случае не смогла, потому как боялась услышать их суждения?
Анна суть ухватила сразу:
– То, чем хочется поделиться, имеет к ним отношение?
– Нет… вообще-то нет. Это касается кого-то другого.
– Этот кто-то другой знает?
– Нет-нет, не знает. Я вполне уверена, – прибавила она.
– Тогда почему бы не поделиться с
– Я не смогу этого сделать. – Она чувствовала, как ее обдает жаром при одной только мысли о таком.
После недолгого молчания Анна закурила сигарету и спокойно сказала:
– Когда я влюблялась в кого-нибудь, то всегда говорила им об этом. Успех всегда был ошеломляющий.
– Правда?
– Правда. О, да-с! Они много раз боялись говорить мне… их разум будто от груза кирпичей освобождался. Полли, вам не надо так по-английски подходить к любви.
Было еще немало сказано в том же духе, напичканного рядом историй, подтверждавших ее мнение. Однако Анна ничего не выведывала и не пыталась хитростью добиться от нее признаний, за что Полли была ей признательна, а эта признательность придавала весомости мнению Анны. В тот вечер она шагала домой от Суисс-Коттедж, исполненная нервной решимости.
Поначалу, казалось, все складывалось в ее пользу. Утром она позвонила ему, он был дома и был свободен: сам предложил устроить пикник на двоих на берегу реки – «Только захватите теплую одежду, Полл, возможно, будет холодно».