Да. Да, увидел.

Боже мой.

Он был… ах, самое мучительное. Он был с кем-то. Мужчина. Темноволосый, высокий. Широкогрудый. Гилберт что-то прошептал ему, и они оба рассмеялись. Шутили на мой счет, показалось мне. Мир рухнул. Я решил, что все это постановка, специально подстроенная, чтобы зло посмеяться надо мной: я, родившийся со своими наклонностями, нахожу Гилберта, влюбляюсь в него, но не смогу быть с ним (потому что он пожелал «жить правильно»), а потом кульминация: я, удрученный увиденным, в дверях пекарни с хлебом в руке, а эти двое приближаются, медлят — шепоток, смех — они разделяются, обходят меня с двух сторон, и этот новый парень (он был так красив), вскидывает брови, словно говоря: Этот? Это он?

Потом еще одна убийственная вспышка смеха.

Я бросился домой и…

Стал жить дальше.

роджер бевинс iii

Мистер Бевинс упал на колени.

Его оболочка замигала между его разными «я», какими они были в предыдущем месте:

Женственный, но ласковый мальчик, с которого многочисленные сестры пылинки сдували;

Усердный ученик, корпящей над таблицей умножения;

обнаженный молодой человек в каретной, тянущийся к Гилберту, чтобы нежно его поцеловать;

Хороший сын, позирующий для дагерротипа по случаю дня рождения;

Багроволицый, раздавленный катастрофой, со слезами, струящимися по лицу, с мясницким ножом в руке, фарфоровой чашей на коленях.

Вы помните, спросил он, когда я впервые пришел сюда? Вы были так добры со мной. Убеждали остаться. Помните?

Я был рад услужить, ответил я.

Я только что вспомнил кое-что еще, сказал он удивленным тоном. Один раз с визитом приходила ваша жена.