Я отдала кредитку официантке и смотрела, как она уносит с собой черную книжку с моим счетом, из которой выглядывает тонкая серебряная полоска, принадлежащая моему отцу. В этот момент я поняла, что мои бунтарство и независимость не имеют ничего общего с прыжком в реку, с картошкой в выхлопной трубе и с побегом через румынскую границу. Моя история куда больше похожа на душераздирающий побег в Лондон накачавшейся наркотиками Ани Лабазниковой. Меня избаловали. Я родилась слишком поздно, в слишком комфортной среде. И теперь сидела со своим кофе и платиновой кредиткой на расстоянии телефонного звонка от родителей. Я взяла мобильный и набрала их номер. Пошло оно все к черту.

Когда я сказала отцу, что хочу побыть у них недельку-другую, он обрадовался:

– Наконец-то ты поняла, что Ганнибал – никчемный городишко! Мозговитым вроде тебя место в Чикаго! Ты пользуешься кредиткой, да? Купи себе билет на самолет.

Но я не хотела покупать билет, на котором будет мое имя, и, хотя я от всей души ненавидела сейчас свою машину, я с радостью предвкушала возможность спокойно посидеть за рулем, любуясь красотами за окном. Ехать придется всего два дня. По дороге я остановлюсь в Линтоне, чтобы вернуть книги в библиотеку, как и подобает ответственному члену общества.

– Твой Алексей – это нечто! – сказала я.

– Ага! – гордо отозвался отец. – Он молодец! Я никогда с ним не встречался, но он каждый день звонит мне, чтобы рассказать, как идут дела. Он говорит, что ты очень красивая и что, если ты когда-нибудь будешь в Питтсбурге, он бы пригласил тебя на свидание!

– Папа, он меня до смерти перепугал! Ты бы мог меня предупредить.

– Я же не знал, что ты его увидишь! Когда-то он служил в КГБ, но он неплохой парень. Молдаванин, умный, талантливый. Но ребятам из КГБ нелегко найти работу. Путин может держать при себе только нескольких человек, иначе это будет выглядеть не очень красиво. А остальные их боятся как огня. Так что здесь, в США, кагэбэшников можно нанимать по дешевке!

– Как ты обо всем догадался? – спросила я, хотя так до конца и не знала, о чем именно он догадался.

– Ну, слушай. Тебе двадцать шесть лет. Значит, и этой твоей однокласснице Дженне Гласс наверняка тоже двадцать шесть. А у нас тут десятилетний мальчик. Это не невозможно. У Опры в шоу показывают иногда беременных девочек-подростков, но твоя мать говорит: хорошо, но почему же она ничего не рассказывала нам о беременной однокласснице, когда училась в школе? И я тогда думаю: да, и в самом деле, это невозможно, потому что когда что-нибудь у вас в школе происходило, твоя мать обязательно была в курсе. Твоя мать – городской глашатай Чикаго! Она как ходячая парикмахерская: через нее проходят все сплетни. И если твоя мать не знает о беременной школьнице Дженне Гласс, значит, никакой беременной школьницы и не было. Тогда она звонит в школу, и выясняется, что эта твоя Дженна теперь живет в Праге.