Рэй качал головой, будто не верил себе, или пришел в ужас, или сокрушался; глубокие, будто выгравированные борозды на его сморщенном лице серебрились от влаги. Он продолжил.

Да, Киф. Именно так. Приятное ощущение. Я всегда хотел с тобой поделиться. Такое было чувство, словно гора с плеч, перемена какая-то, словно я наконец освободился и постоял за себя. Но все это я похерил. И разобрался много позже. Похерил на фиг все. Допер, что он и меня уберет, если я сболтну лишнего. А жить стало совсем невмоготу. И я в самом деле начал подумывать, как бы избавиться от Хайдля. Сперва решил застрелить, но ведь он и сам хотел умереть от пули. Так что подарков ему я делать не стал. Тем более после Гаррета. Думаешь, это бред?

Ответа у меня не нашлось.

Убей я его своими, а то и чужими руками, он бы меня не отпустил до скончания века.

Мне казалось, Рэй описывает события моей жизни.

Странное дело, Киф. Я, собственно, об этом не вспоминаю, разве что сейчас, когда тебе рассказываю. И не без приятности. Потом-то совесть заест, но через какое-то время все пройдет. Абсолютно все. Гаррет, кстати, испустил дух раньше, чем я в него пальнул.

Мне захотелось убежать от Рэя, выскочить из этого злосчастного гостиничного бара на дождь со снегом и умчаться домой.

Я просто был орудием, заключил он. Как ствол или пуля. Укорял себя, конечно, а за что – трудно сказать. Но мне ведь помнится, что Хайдль и добро делал, не унимался Рэй. Наверно, это главное.

У меня не хватило духу признаться, что сделал я.

Ты, Киф, башковитый чувак. Поправь, если ошибаюсь. Добро – вот что важно. Согласен?

Вскоре после этого я уехал. Было ли мое молчание одним из следствий проклятия Хайдля? Но ведь даже сейчас, много лет спустя, я еще меньше понимаю содеянное. Слишком трудно подытожить и оценить. А по большому счету лучше не вникать.

Той ночью мой сон был тревожным. То ли воздуха в номере не хватало, то ли удобной подушки. Я в ужасе проснулся – или увидел во сне, что проснулся, – на влажной простыне, весь в зловонном поту. Вокруг роились стаи подстреленных птиц, теснились полчища умирающих зверей; под машинами, на ветвях деревьев, на коре и листьях застыло небытие. Влекомые отчаянным безумием и жаждой мести, несчастные создания подступали, склонялись надо мной, затягивали все дальше во тьму, душили, толкали куда-то вниз, глядя прямо перед собой.

Глава 22

Глава 22

1

Наконец я полностью проснулся и в особенной черноте гостиничного номера мог думать только о Хайдле, о том, что Хайдль, вероятно, был своего рода лидером, лидером будущего, лидером грядущего века и его приближающихся наваждений; как и все великие лидеры, он оценивал себя достаточно скромно и всегда умел сосредоточиться на решении насущных задач, как то: выживание, грабеж, мошенничество, самозванство, извращение истины и доминирование.