Светлый фон

Хохот и рев пьянчуг сопровождали его, пока он не скрылся из виду в одной из ближайших улиц.

Когда жрец сворачивал за угол, один из бродяг скорчил вслед ему рожу; остальные покатились со смеху. Потом тот же насмешник встал и, подражая жрецу, произнес:

– Державе грозит опасность, вступайте в армию Набусардара!

– Вступайте в армию Набусардара! – подхватил другой зубоскал.

Снова раздались гогот и сквернословие.

– Вступайте… – замямлил было и третий, но язык отказался ему повиноваться.

– Уже нализался, а у нас еще полмеха, – шатаясь, укорял его первый, показывая грязной рукой на кожаный бурдюк с вином.

Мех лежал на земле, под ним образовалась лужа кисловато пахнущего вина. У бродяг были кружки, но многие уже не могли держать их в руках и расплескивали вино на землю. Лица лоснились на солнце. Сквозь лохмотья просвечивало давно немытое тело, по которому ползали вши и стекали грязные струйки пота.

Одни стояли, прислонившись к колоннам, другие растянулись на каменных плитах и сидели на ступеньках.

Человек с отрезанным ухом жевал стебельки травы и смотрел на них. Когда один из пьяниц выплеснул вино на землю, он судорожно глотнул слюну.

– Видать, ему хочется пить, – заметил бродяга.

– Так напоим его! – загалдели остальные. Они налили вина в оловянную кружку. Но едва несчастный коснулся потрескавшимися губами края посудины, как бродяга отнял ее. Потом снова приложил и опять отнял. Пьянчужка наслаждался этой жестокой игрой. Наконец, когда изнывавший от жажды человек застонал, бродяга, размахнувшись, с довольным смехом выплеснул вино ему в лицо. Человек вскрикнул от боли. Вино обожгло ему глаза. Он не мог вытереть их, так как руки его были скручены за спиной. Внезапно он почувствовал острую боль на месте отрезанного уха: вино разъело свежую рану, и она снова начала кровоточить. Темно-алые струйки побежали по шее на плечо и грудь. Несчастный взмолился:

– Воды!

Но вокруг никого не было. Даже бродяги, испугавшись чего-то, убрались подальше.

Тогда он нагнул голову, так, чтобы кровь стекала в рот, и слизывал ее языком.

Тут на площади появился юноша. Пройдя мимо торговки с сушеными финиками на лотке, он остановился под навесом, где жарили на вертеле говядину.

Смотрите, Сурма! – пискнул бродяга с писклявым лицом.

– Башка у него варит! – заметил другой.

– Говорит почище пророка.

– И откуда что берется!