– Читай, глядишь, Сурма скоро и сам подойдет. Он где-то неподалеку.

– Да вот он, под навесом, уплетает говядину.

– Может, он и не подойдет сюда.

– Читай!

Владелец таблички в смущении уставился на нее, поводил по ней пальцем. Зачем-то подтянул застежку на ремне. Поскреб в затылке, хмыкнул.

Остальные едва не лопались от любопытства и нетерпеливо понукали его:

– Ну, давай же! Начинай!

– Ученый я вам, что ли? – обозлился вдруг плешивый. – Чего пристали? Откуда взяли, что я умею читать? Я человек простой.

– На что же тогда тебе табличка? – прыснул косоглазый бродяга в темном ассирийском халате, который он стащил у торговца волами.

– А так захотелось… Не твоего ума дело!

– Через сто лет он продаст ее Старьевщику.

Остроту отпустил человек, державший мех и разливавший вино.

– Послушай, вдруг кто-то обратился к нему. – А ведь ты вроде был писцом, пока не сошел с круга. Прочитай-ка!

Плешивый передал табличку бывшему писцу, и тот начал разбирать по складам:

– «Царь со своим двором, с царевичами и царевнами пребывает в роскоши, держа народ на положении рабов».

– Святая правда! – зашумели слушатели.

– «Царь безучастен к судьбе своих подданных и не заботится об их нравственных помыслах».

– А что это: «нравственные помыслы»? Наступила тишина, которую нарушали только стоны страдальца, привязанного к столбу.

– Ты дальше читай, дальше, – понукали чтеца.

– «На обитателей царского дворца и Царского Города гнет спину вся Вавилония. Знать не отстает от царя, купается в роскоши и тянет соки из народа. Советники не утруждают себя делами и заботятся лишь о том, чтобы угодить царю».