Гребенщик вздрогнул и невольно произнес вслух, точно все еще сидел с купцом в своей мастерской:

– В горы…

Изиба взглянула на него. Она не умела читать чужие мысли, так как не обладала даром пророков – даром познания и провидения. Не зная, о чем думает гребенщик, она спросила:

– Ты думаешь, нам лучше уйти в горы и там переждать беду?

Смешавшись, гребенщик снова постучал ногтем по зубу, словно возвращая себя к действительности.

– По нынешним временам и впрямь лучше жить с дикими зверями, чем с людьми. Близится день суда и муки мученической. Но я о другом…

– О чем же ты?

– О том, как Астиаг, ходивший в пурпуре из города Библа и увешанный золотом с острова Тассу, жестокосердый царь Астиаг приказал Гарпагу убить Кира, едва тот покинул материнское чрево, и унести его в горы.

– Но Гарпаг пощадил этого изверга, – затрясся от злобы торговец Эрару, – да осенит Астиага Шамаш, он ведал, что ожидает людей, когда внук его подрастет.

– Да укрепит Нинурта, бог войны, меч Кира, – надулся гребенщик. – На себе испытав несправедливость, Кир хочет избавить мир от неправды.

– Откуда это известно тебе, мастер? – подбоченилась Элига, которая толкла у крыльца ячмень в ступе.

– Заходил ко мне один персидский купец. – Мастер шумно втянул воздух тупым носом.

– Верно, он неплохо тебе заплатил за гребни… – укоризненно бросила Изиба, приглаживая густые кудряшки над лбом малыша.

– И то сказать… золотыми.

– Зо-ло-ты-ми?

– Ну, теперь ты как вельможа, – рассмеялась она, – только вот на груди золотой цепи не хватает!..

– Неужто вправду золотыми? – недоверчиво переспросил подмастерье. – Может, не золотыми, а ячменем?

– Говорят вам – золотыми, самыми настоящими! Вот я и думаю – если простой купец может платить золотом, то, когда придет Кир, все будем в золоте купаться. Вот она, его справедливость!

– Оно и впрямь было бы справедливо… Слушатели одобрительно закивали головами.

Поодаль, на краю дороги, сидела покрытая язвами женщина, моля милосердных богов об исцелении и ловя каждое слово о Кире. Персидского царя ждали, верили, что он несет избавление униженным, и в то же время боялись, так как войско его сеяло смерть и огонь. Говорили, что самими богами ему предначертано властвовать над Старым Светом, но обезображенная гнойниками и струпьями женщина всей своей исстрадавшейся душой желала, чтобы не правом на власть, а даром исцеления обладал персидский владыка.